Его идеи, однако, вписываются в общий контекст общественной критики чрезмерного роста числа служителей королевского Дома. Начиная с заседаний Штатов 1356 г. эта тема не уходила из круга внимания идеологов и критиков власти[469]. Об этом писал Филипп де Мезьер, осуждая обычай кормить за королевским столом по 80–120 человек, ритуалы пышных празднеств, требующие чрезмерных расходов, наконец, слишком большое число камерариев (chambellains) при персоне монарха[470]. Ссылаясь на ограниченность доходов с домена и похвальные заветы предков, начиная с Филиппа VI Валуа, Мезьер советует Карлу VI, в частности, ограничиться четырьмя камерариями и четырьмя-шестью камер-юнкерами (variez de chambre).

Чрезмерной численностью служителей Дома короля возмущался и Жан Жерсон: в речи перед королем он задает вопрос, зачем ему 200 камерариев и столько же камер-юнкеров, зачем бесчисленные секретари и другие служители[471]? К сокращению численности служителей Дома призывал короля позднее и автор «Совета Изабо Баварской», ссылаясь не только на необходимость высвободить средства для ведения войны, но и на «добрые времена Людовика Святого» и других королей, когда, в частности, в Доме королевы не было отдельных служителей, а сами коронные службы ограничивались якобы одним канцлером, одним главным гофмейстером, тремя-четырьмя гофмейстерами, сменяющими друг друга ежемесячно, и одним кравчим (шталмейстером)[472]. Ограничить численность служб Дома короля предлагала и комиссия по вопросу финансов из числа депутатов на Штатах 1484 г.[473] Робер де Бальзак в трактате конца XV в., как и за 100 лет до него, призывает к этому короля, «ибо это пустая трата»[474]. В этой заключительной проговорке «старого вояки» содержится отсылка к первопричине устойчивой претензии к чрезмерно большому корпусу служителей Дома короля.

В повторяющихся требованиях сократить эту численность чувствуется напряжение между двумя конкурирующими структурами власти. Параллельное развитие служб Дома и Дворца, между которыми существовали весьма сложные перекрещивания компетенций, привело к тому, что традиционные сеньориальные службы Дома короля начинают восприниматься как избыточные на фоне носителей публичных функций верховной власти, явно проигрывая им в общественном статусе.

Наконец, главным объектом претензий общества в плане численности выступают королевские сержанты — помощники бальи и сенешалей. Требование сократить количество сержантов является лейтмотивом всех протестных выступлений, всех программ реформ. Они единственные из корпуса королевских чиновников на местах, кто вызывал самый устойчивый протест и большинство жалоб[475]. Начиная с движения Провинциальных лиг 1314–1315 гг. во всех программах реформ звучала жалоба на излишнюю численность сержантов и требование их сократить[476]. В виде ответной уступки это намерение неоднократно выражалось в королевских ордонансах[477]. При этом бросается в глаза, что во всех ордонансах, где предписывается привести количество сержантов к освященному традицией «древнему числу», само это число нигде не упоминается[478].

Это обстоятельство представляется мне далеко не случайным. Еще Б. Гене, исследуя королевские службы в бальяже Санлиса, обратил внимание на частоту жалоб на засилье сержантов и на их мизерную численность. Так, в бальяже Санлиса насчитывалось всего 25 конных сержантов и еще шестеро в шателлении Компьеня, т. е. их явно было недостаточно. По мнению автора, чрезмерная численность сержантов — это миф, как и, в целом, «непомерное» увеличение числа королевских служителей, а жалобы на это — всего лишь ораторский прием в диалоге с властью[479].

Итак, реакция на складывающуюся структуру королевских служб прошла два этапа. В обществе не сразу заметили и поначалу восприняли явление чиновников враждебно. Под нажимом общественной критики в сочетании с неблагоприятными обстоятельствами численность королевских служителей «замораживается» примерно на столетие. На этом втором этапе происходит детализация критики отдельных ведомств, осмысление их общественной пользы.

На место однозначно негативной реакции приходит конструктивная критика, преследующая цель улучшить работу аппарата и снизить одновременно нагрузку на казну. Историческая память в форме освященной традицией численности служб и реальные размеры домена являлись двумя архаичными по природе ориентирами проектов сокращения. Фиксация штатов сказалась на практике службы: от чиновников требовалась более сложная и эффективная работа, что стимулировало профессионализацию королевской администрации. «Перевернутая вертикаль» общественной критики отражала сложность принятия растущего аппарата власти короля Франции. Наибольшее недовольство вызывает тот королевский служитель, который ближе всего к людям и их повседневной жизни. Именно он олицетворяет королевскую власть, и именно его недостатки, просчеты и злоупотребления являются самой удобной мишенью для критики. В то же время, верховные ведомства, находящиеся в Париже, являлись предметом оценок сравнительно узкого и элитарного круга людей. Они были защищены от огульной критики повышающимся статусом и значимостью для общества исполняемых публичных функций. Наконец, упорные жалобы на непомерное увеличение массы чиновников являются в значительной мере топосом и риторическим приемом, напрямую не всегда адекватным реальному количеству служб, зато эффективным в давлении общества на власть с целью ее контроля и ограничения.

Глава 2.

«Символический капитал» верховных ведомств и служб короны Франции

Становление королевской администрации во Франции XIII–XV вв. опиралось на сферу политической символики как на важнейшую составную часть власти[480]. Для обозначения сферы политического символизма представляется наиболее адекватным использовать термин П. Бурдьё о «символическом капитале» власти, хотя и в несколько переосмысленном виде. В концепции П. Бурдьё он определялся как область признания в обществе иных капиталов, т. е. через категорию восприятия[481]. Общественное признание, безусловно, является важным показателем статуса ведомств, однако их «символический капитал» этим не исчерпывается. В него, на мой взгляд, органично входят формы осмысления и описания складывающегося государственного аппарата, стратегии внедрения политических идей в общественное сознание и, в целом, символическая легитимация государства. В известной мере, эта сторона так или иначе присутствует во всех гранях института государственной службы, однако заслуживают особого внимания два аспекта «символического капитала» власти королевских должностных лиц. Прежде всего, это трансформация представлений об обязанностях короля под воздействием усложняющихся форм управления и расширения публичных прерогатив. Несмотря на то что «служба короля» является одной из центральных тем в истории политических идей Средневековья, в контексте формирования королевской администрации она редко привлекала внимание исследователей[482]. Но есть и еще один аспект темы, который целиком выпал из поля зрения историков, хотя он отражает «символический» статус складывающихся институтов короны Франции. Речь идет о стратегиях официальной номинации ведомств и служб, которая является символической формой легитимации их власти.

«Служба короля» Франции

Особенностью начального этапа является отсутствие произведений, посвященных чиновникам и их службе отдельно от короля, что отражает традиционную патерналистскую концепцию верховной власти[483]. Но важно, что и сами королевские служители тоже не мыслят себя отдельно от персоны монарха. Хотя именно в