достигни пика ранга пробуждения, иди в любую деревню и скажи старосте: «Теперь я здесь главный». Всё! Ты царь и бог. Тебе готовят еду всей деревней, под тебя ложатся незамужние крестьянки, а если замужняя ляжет — тебе всё равно никто ничего не сделает.

— Это уж слишком… прямолинейно, — поморщилась Кира.

— Но это правда! Королевская стража тебя не тронет, если ты не избиваешь крестьян и не устраиваешь резню. Жить в деревне — это постоянный риск: войны, набеги бандитов, болезни. Так что любой воин на хорошем счету. Если ты хочешь власти над конкретной сектой, значит, у тебя есть личные счёты с её главой. Возможно, потому что он сидит на ресурсах и давит на обыкновенных практиков. А вообще — хочешь узнать про школы и секты? Вступай туда! Тогда сам всё поймёшь.

Я кивнул. Совет дельный, только я не наскребу столько золота.

— Ладно, насчет сект я понял. Может, тогда расскажете о духах?

Барт нервно хмыкнул.

— Без меня.

Кира, минуту назад оживлённая и разговорчивая, замолчала, задумчиво глядя на огонь. Я уже начал думать, что она проигнорирует мой вопрос, но вдруг она подняла голову и заговорила:

— Ну ты и спросил, конечно. Вообще не хорошо вести такие разговоры на ночь, и в следующий раз их не поднимай. Екаи… духи… Они бывают разными. Одни — хотят напасть и убить, а иные настолько тихие и безобидные, что ты можешь жить всю жизнь рядом с ними и даже не заметить. Ну, например, Юрэй. Это такие… — она сделала неопределённый жест рукой, — призраки умерших людей. Обычно их даже заметить трудно, особенно если ты не практик. Они не причиняют вреда, если их не трогать. Но если у них осталась какая-то незавершённая цель или сильное чувство — месть, любовь, ненависть, — тут она посмотрела на меня, — то могут стать мононокэ. А это уже совсем другая история.

Я кивнул, хотя про мононокэ Китт уже знал.

— Ходят истории, что некоторые ёкаи могут перевоплощаться в людей, — добавила лучница после паузы. — Слышал о Нэдзуми? Это такие крысы-оборотни. Говорят, в человеческом облике они выглядят как мелкие, мерзкие людишки. Знаешь, такие скользкие типы без морали и принципов. Они становятся шпионами, ворами. У них острый нюх и зрение — настоящие охотники. Но я думаю, это всё сказки. Хотя кто знает? — её голос под конец дрогнул.

— А какие из духов самые безопасные?

Кира усмехнулась и пожала плечами.

— Самых безопасных ты даже не заметишь, потому что они не охотятся за людьми. Просто существуют рядом. Но если говорить о тех, кто всё-таки может тебя заметить… Ну… есть нежить.

Она сделала паузу, словно решая, стоит ли рассказывать дальше.

— В горах много народу погибает. Кто-то замерзает, кто-то падает в пропасть, кого-то звери разрывают. И чем страшнее смерть, чем больше страданий человек пережил перед смертью, тем больше шансов, что он переродится в Цзянши.

— Цзянши? — переспросил я.

— Да. Это ожившие мертвецы. Выглядят по-разному: иногда как скелеты, иногда как целые трупы. Они очень сильные и выносливые. Если начнёшь убегать от такого — обязательно догонит.

Я невольно поёжился.

— И как тогда с ними справляться?

Кира пожала плечами.

— Ждешь совета от лучницы? Я могу только сказать: держи под рукой лук. Но если ты надеешься на какой-то секрет… — она покачала головой. — Тут всё просто: не попадайся им на глаза. В целом, вряд ли на горе найдется существо, которое ты одолеешь. Без обид.

Она снова повернулась к огню и задумчиво уставилась в пламя.

— Кстати, а много времени уходит, чтобы овладеть оружием?

— На меч требуется пара лет, если ты талантлив, — ответил Барт. — И то, любой мастер или человек выше рангом зарубит тебя проходя мимо. На лук нужно меньше времени — около года тренировок, и ты не просто сможешь выпускать стрелу в сторону «воображаемой толпы цзянши», но и сносно стрелять. Мой тебе совет — начни тренировки, пусть даже с шестом, если на нормальное оружие не хватает. А теперь заканчиваем с вопросами. Всем — отбой! Сопляк дежурит первую вахту.

Глава 12

Я очнулся от легких пинков по подошвам своих сапог. Открываю глаза и вижу Барта. На заросшем лице здоровяка — привычное недовольное выражение.

— Подъём, сопляк, — буркнул он, но уже без прежнего яда в интонации.

Я приподнялся на локтях, чувствуя, как тело отзывается тупой болью. Мышцы затекли, как у старика — медленно сел, принялся разминать и растирать замерзшие руки. Сонливость всё ещё цепко держала меня: глаза слипались, мысли путались.

— Тебе самому это не надоело? — хриплю я простуженно, пытаясь хоть как-то выразить своё раздражение. Барт лишь отмахивается:

— Посмотри на лежанку.

Я медленно поднялся, ощущая, как застывшие мышцы протестуют против каждого движения. Повернув голову, я взглянул на место, где спал.

На лапнике, который служил мне постелью этой ночью, тонким слоем блестел иней, обходя силуэт в форме человеческого тела. То есть, холод шел от меня?

Долго разминал онемевшие пальцы, растирал руки и плечи, пытаясь разогнать кровь по застывшим венам. Получилось разогреться теплее, но ледяная глыба из груди никуда не делась. Каждый глубокий вдох отдавался слабым жжением в легких.

Пятиминутная медитация помогла окутать ледяную Ци своей силой и стало еще легче.

Пока Барт поторапливал остальных, я поприседал, несколько раз отжался, разгоняя кровь. Потом подхватил короб и первым вышел из пещеры. Нужно поспешить.

Воздух снаружи был ледяным и обжег горло.

Буря утихла. Ветер всё ещё гнал позёмку по заснеженным склонам, поднимая мелкий снег в воздух, но его порывы больше не сбивали с ног. Я щурился, стараясь разглядеть хоть что-то в сером мареве, но всё вокруг оставалось размытым — небо скрывали тяжёлые тучи.

Пока пещеру не покинули остальные, я откопал спешно собранные травы. Стебли и листья выглядели замёрзшими, хрупкими. Я не стал стряхивать с них снег, боясь повредить, и аккуратно уложил в короб и снова повесил его на плечи.

Ветер бросил мне в лицо горсть ледяной пыли, и я инстинктивно зажмурился. Подняв голову к небу, я заметил, как тучи клубятся над горными вершинами. Далеко на горизонте виднелись редкие просветы между облаками, но солнце всё ещё не пробилось сквозь плотный серый покров.

— Жаль, что непогода утихла. В буране двигаться гораздо проще, — пробормотал Барт, шагнув на снег.