– Я не пойду замуж за Гвидо Квинтавалле, – твердо сказала Кларисса. – Ваши с матушкой усилия напрасны.

– Посмотрим, – усмехнулась Бона. – Я тоже не хотела выходить замуж в первый раз: вот еще, – подчиняться мужу! Да зачем он мне нужен, думала я, ведь за мной тогда много парней ухлестывало! А ничего, вышла и не пожалела… А уж во второй раз пошла с превеликой охотою: в супружеской жизни есть очень приятные вещи.

– Перестань, – оборвала ее Кларисса. – Я уже говорила тебе – не рассказывай мне гадости.

– Почему же гадости? Ну, ладно, не буду, – пожала плечами Бона. – Но подумайте: семья, муж, дети, – разве не этого хочет каждая девушка? И пусть меня покарает Бог, пусть от меня отвернется Пресвятая Дева Мария, если Гвидо Квинтавалле плохой жених для вас! Подумайте: разве мы с вашей матушкой зла вам желаем, разве мы отдадим вас замуж за плохого человека? Вы же сами называли меня своей подругой, я столько лет при вас нахожусь: разве я хочу, чтобы вы были несчастной? – служанка всхлипнула.

– Нет, я так не думаю, – покачала головой Кларисса, поглаживая Бону по плечу. – Я не думаю, что вы хотите зла для меня: просто вы не знаете, чего хочу я.

– Но чего же вы хотите? – Бона укоризненно покачала головой. – Все у вас какие-то загадки.

– Скоро ты узнаешь, чего я хочу, – неопределенно сказала Кларисса. – Ладно, пойдем в гостиную: слышишь, матушка уже зовет нас. Я покажусь Гвидо, если такова ее воля, но замуж за него не пойду.

– Ах, госпожа, лучше бы вы не упрямились; только понапрасну себя измучаете, – возразила служанка, беря ее руку.

* * *

Гвидо Квинтавалле с нетерпением ждал выхода Клариссы. Он тщательно подготовился к встрече с ней, и первое, чем он стремился поразить девушку, был его наряд. В начале года Гвидо побывал в Париже; отец устроил ему эту поездку под видом паломничества к мощам святой Женевьевы. Прибыв в город в разгар рождественских праздников, Гвидо сразу же сошелся с развеселой компанией студентов из богословской школы. Он так бурно проводил с ними время, что забыл поклониться святой Женевьеве в день ее почитания, но зато перенял многие студенческие обычаи.

Студенческая жизнь настолько понравилась Гвидо, что он и сам захотел поступить в богословскую школу. Отец с радостью дал ему свое благословение в надежде, что из сына выйдет хоть что-нибудь путное. Однако взявшись за книги и начав посещать лекции, Гвидо вскоре почувствовал непреодолимое отвращение к учебе; не проучившись и двух месяцев, он устроил на прощание для своих товарищей-студентов буйную попойку, после чего вернулся в Ассизи.

Несмотря на короткий срок пребывания в богословской школе, Гвидо считал себя настоящим студентом: он ходил в сдвинутом на левое ухо берете с пышными перьями, носил короткую разноцветную куртку, подбитую льняным полотном на плечах и на груди, а вместо штанов надевал их некое подобие, состоящее из двух отдельных штанин, привязанных шелковыми веревками к широкому поясу. Между штанин была пропущена крапчатая полоска ярко-красного бархата; сзади она застегивалась на поясе с помощью медных пуговиц, а спереди закреплялась булавками. Когда Гвидо Квинтавалле в первый раз вышел на улицу в этом наряде, ассизцы были поражены, но потом они привыкли, и у Гвидо даже появились последователи. Правда, люди, бывавшие в городах, где учились студенты, утверждали, что студенческая молодежь так не одевается, но Гвидо лишь презрительно усмехался в ответ: уж кто-кто, а он-то знал, как живут настоящие студенты!

Одеваясь для встречи с Клариссой, Гвидо дополнительно украсил свою одежду пестрыми ленточками, которые он прикрепил, в том числе, и на штанины. Этими ленточками, как своим особенным изобретением, Гвидо очень гордился: он считал, что в будущем они широко войдут в моду.

…Увидев Клариссу, Гвидо сорвал берет с головы, церемонно поклонился, а затем сделал три-четыре замысловатых прыжка, то приближаясь к Клариссе, то удаляясь от нее.

– Как пышный цветок вянет без ярких лучей солнца, так я прозябал без вас, несравненная девица Кларисса! – произнес он заранее приготовленное приветствие. – В моих мечтах вы были прекрасны, как утренняя заря, но в действительности вы еще прекраснее.

– Благодарю вас, синьор, за то, что вы посетили наш дом, – сухо поклонилась ему Кларисса.

Ее матушка Ортолана, которая сидела тут же, на кресле, подхватила разговор:

– Какой великолепный у вас наряд, синьор Гвидо! Сразу видно, что вы побывали в Париже и приобщились к высоким манерам. Вы так учтиво изъясняетесь: в Ассизи нет столь изящного молодого человека, как вы.

Гвидо громко расхохотался:

– Где же взяться в Ассизи другому такому, как я? Ведь кроме меня, никто у нас не обучался в Париже. А уж я-то там многому научился!

– Сколько же времени вы учились, синьор? – спросила Кларисса.

– Сколько времени? – смешался Гвидо. – Ну, как бы вам это сказать…

– Время не имеет значения для умного человека, – вмешалась Ортолана. – Иной может годами учиться и ничему не выучиться, а умный человек за самое короткое время выучится всему.

– Вот, вот! – обрадовался Гвидо. – Вот я и выучился всему.

– Это сразу видно, – заметила Кларисса.

Ортолана поджала губы и бросила на дочь колючий взгляд, но Гвидо был польщен словами Клариссы.

– По вас видно, что вы умеете ценить истинный ум и благородные манеры. Не то что некоторые наши девушки, которым бы все хихикать, да отпускать язвительные словечки, – сказал он ей. – Ах, девица Кларисса, вы выше всяческих похвал! Я принес вам стихи, сейчас я их прочту, – он достал перевязанный тесьмой лист тонкого пергамента, развернул его и прочитал:

Кто эту даму знал, все для того понятно:

Ведь целый свет еще не знал милей

Такой красавицы – приветливой и статной.

– Браво! – захлопала в ладоши Ортолана. – Какая прелесть! Это вы сами сочинили?

– Ну, как вам сказать, – скромно потупился Гвидо.

– По-моему, я где-то читала эти стихи, – возразила Кларисса.

– Ты что-то путаешь, – Ортолана бросила на нее еще один колючий взгляд.

– Нет, это возможно, – неожиданно согласился Гвидо. – Стихи, надо вам сказать, приходят в голову многим людям, и поскольку мы все пользуемся одними и теми же словами, что удивительного, когда эти слова складываются похожим образом? Если бы во всем мире я один сочинял стихи, они были бы у меня ни на что не похожи, но так как сочинителей в мире существует много, то и стихи у всех получаются почти одинаковыми.

– Какое превосходное рассуждение! – поразилась Ортолана. – Вот что значит ученый человек.

Гвидо улыбнулся и вдруг подмигнул ей:

– О, когда вы меня узнаете получше, вы поймете, что еще