Мужчины меня не интересовали. Не в этом смысле. Я никогда не находила их привлекательными, никогда не лелеяла девичьих фантазий, что встречу свою любовь. То, что я обратила внимание на форму губ генерала, меня встревожило.

– Он вовсе не такой, каким ты его представляла, – сказала я себе.

Генерал обращал на себя внимание выдающимся ростом и телосложением. В нем было не меньше шести футов и двух дюймов, и он казался худым, как и все мы, – учения, тяжелый труд и война снимали со всех мужчин излишки, – но от этого его крепкие мышцы стали еще заметнее. Он не носил парик, и волосы у него были темные, с рыжеватым отливом, но, возможно, в юности он был совершенно рыжим.

Мне нравилось на него смотреть.

Я нахмурилась. Осознание этого меня не успокоило. Никто еще не вызывал у меня подобных чувств. Я никогда прежде не обращала внимания на внешность мужчин. Ни жителей Мидлборо, ни братьев Томасов, ни солдат в моей роте. Сердце у меня не билось быстрее, а внутренности не сворачивались узлом, когда мужчины оказывались рядом.

– Это оттого, что он застал тебя врасплох, – сказала я себе. – Ты думала, что знаешь Джона Патерсона, но в действительности не знала. И от этого неожиданного открытия у тебя все внутри перевернулось.

Это объяснение показалось мне не менее подходящим, чем любое другое, и я заставила себя с ним согласиться.

– И больше ничего, – настойчиво объявила я реке, которая текла далеко внизу. Но легче мне не стало.

Глава 11

Мы исходим из истины

Генерал Патерсон не пришел к реке ни следующей ночью, ни через день, а моя рота тем временем получила задание за пределами Уэст-Пойнта. Когда я в последний раз перед отбытием видела генерала, он инспектировал гарнизон в сопровождении полковника Костюшко, польского военного инженера, который разработал проект укреплений в нагорье и теперь наблюдал за их возведением.

Я смотрела, как они вместе ехали верхом: полковник указывал на новые редуты и батареи, Патерсон кивал в ответ. Они были ровесниками, из-под шляп у обоих виднелись собранные в хвост волосы похожего рыжеватого оттенка, но на этом сходство заканчивалось. Генерал был высок и широк в плечах, полковник же казался низкорослым. Генерал отличался спокойствием и сдержанностью, а полковник, наоборот, всегда был оживлен и словоохотлив.

Полковник Костюшко тоже жил в Красном доме, как и его адъютант, чернокожий мужчина лет двадцати с небольшим, которого звали Агриппа Халл и который теперь сопровождал офицеров верхом. У Халла была ослепительная улыбка, пронизывающий взгляд и прямая осанка, свидетельствовавшая о его уверенности в себе: казалось, он прекрасно понимал свое положение – или оно его совершенно не заботило. Все в гарнизоне называли его Гриппи, но я сочла его слишком значительной фигурой для такого прозвища и решила, что, если мне когда-нибудь представится возможность заговорить с ним, я стану называть его мистером Халлом.

В Уэст-Пойнте он был всеобщим любимчиком, но я с ним еще не познакомилась. Хотя мне этого хотелось. Элизабет когда-то упоминала о нем в письме. Он родился в Стокбридже, близ Ленокса, свободным человеком и в 1775 году помог Джону Патерсону организовать городскую милицию. Его сделали адъютантом Костюшко по просьбе полковника, но он по-прежнему оставался верен генералу Патерсону: они держались вместе на протяжении всей войны. Он вызывал у меня почти такой же интерес, как и генерал, и я написала в дневнике письмо Элизабет, а в нем описала Агриппу Халла в мельчайших подробностях и перечислила все вопросы, которые хотела бы ему задать, если бы могла.

Все в Уэст-Пойнте болтали о том, что скоро начнется строительство павильона для торжеств. Полковник Костюшко уже разработал проект. Предполагалось, что строительство развлечет солдат, расквартированных в тихом нагорье, поскольку война почти полностью сместилась на юг.

И все же она не обошла стороной ни меня, ни других солдат из моей роты.

Между нагорьем и Нью-Йорком, который удерживали британцы, тянулась тридцатимильная полоса земли, которая считалась ничьей. Эту территорию, в центре которой находился Уэстчестер, признали нейтральной зоной, однако ее жители постоянно оказывались между двух огней: противоборствующие армии расхищали или сжигали их имущество, отбирали скот, изымали урожай. Большинство покинули свои дома.

Когда мы двигались к Уэст-Пойнту, то проходили через эти земли, чтобы выйти к Гудзону. От прежде цветущего, обширного округа мало что осталось. Плодородные земли, покрытые сочной травой, лежали невозделанными. Дома опустели или сгорели, изгороди покосились, плоды гнили на деревьях, всюду бродили мародеры.

Генерал Вашингтон поручил охрану этих земель уэстчестерской милиции, состоявшей из местных мужчин. Им в помощь он назначил несколько подразделений легкой пехоты, которые к тому же должны были отбивать все попытки британских войск проникнуть в нейтральную зону: на протяжении последних шести лет она оставалась местом сражений и потому теперь походила на поля под паром или охотничьи угодья.

Местные жители, не сумевшие уехать, страдали от набегов отряда из лоялистов и дезертиров-британцев под руководством некоего Джеймса Делэнси, колониста, прежде занимавшего в Уэстчестере пост шерифа.

Делэнси и его банда грабителей и мародеров носили красные мундиры и считали себя британскими солдатами, но на деле больше походили на наемников-гессенцев, чем на британцев, хотя Делэнси и называл себя полковником. Целые общины объявляли о своей лояльности британской короне, надеясь, что отряд Делэнси пощадит их имущество и жизни.

Основной проблемой в нагорье оставалась доставка припасов, но последней каплей стало столкновение у моста Пайнс, случившееся вскоре после моего прибытия в Уэст-Пойнт. Делэнси и его люди напали на оборонительные рубежи на северном берегу реки Кротон, близ Йорктауна, в округе Уэстчестер: их охранял Род-Айлендский полк, где вместе с белыми служили и чернокожие солдаты. Полковника Кристофера Грина – белого командира полка, приходившегося кузеном генералу Натаниэлю Грину, – вытащили из палатки, изуродовали и убили. Его труп обнаружили примерно в миле от лагеря: возможно, жестокость, с которой с ним разделались лоялисты, была местью за то, что он набирал в солдаты чернокожих и поддерживал их стремление воевать против Короны.

В конце июня корпус легкой пехоты, в состав которого попала и я, отправили следить за боевыми позициями и перемещениями врага, в том числе и людей Делэнси. В одном из портов Коннектикута ожидали доставки ценного для армии груза; предполагалось, что мой корпус будет патрулировать нейтральную территорию и тем самым обеспечит безопасную доставку долгожданной провизии и боеприпасов. Для многих из нас это была первая возможность понюхать пороху, и все вокруг почти дрожали от воодушевления, которого я, впрочем, не разделяла.