– Ты же этого добиваешься? Так на, бери и уходи, – она швырнула мне в лицо пакет с деньгами, как подачку, как кость бездомной собаке!

Да, у меня не было высшего образования, как у этой куклы надутой, нет богатых родителей, но у меня есть самоуважение! Гордость! Эта её провокация лишь придала мне сил, дала уверенность в том, что уже не сверну назад. Не ради себя… Ради нашей дочери…

– Не всё в мире покупается, Анжела. Но мне тебя очень жаль…

– Я – Ангелина, коза ты тупая, – она снова подтолкнула пакет, и на пол посыпались металлические монеты, вложенные, чтобы унизить меня окончательно. – Собирай мелочь и проваливай из моей жизни, из этого дома, и чтобы я тебя и твою спиногрызку возле Горислава не видела! Я рожу ему нормальных детей, а не таких вот заморышей забитых!

– Не смей так говорить о моей дочери, – я вовремя перехватила её руку, не дав ударить себя по щеке. Сжала запястье, нарочно вдавливая золотой браслет ей в кожу, чтобы навсегда запомнила, что за свою девочку я любого в клочья разорву. – Ты пустышка. Кукла, способная любить только за блага, за привилегии, за успешность.

– Отвали! Тебе никогда не получить его!

– Да? – отбросила её руку и брезгливо вытерла ладонь о её кашемировое пальто, лежавшее на подлокотнике дивана. – Тогда почему он каждый вечер приезжает к нам, а не проводит время с тобой?

– Убью… – её глаза налились кровью, подбородок задрожал, а пальцы в кулаки сжались. Эта истеричка и правда была на грани, чтобы вцепиться мне в волосы. И, наверное, так бы и сделала, если бы не мужской голос, заглушивший всё вокруг…

– Что здесь происходит?

Горислав схватил Ангелину за руку и отдернул на себя. Он быстро оценил обстановку, разбросанные купюры и мелочь, до сих пор катающуюся по полу. Вскинул на меня обеспокоенный взгляд, а после улыбнулся. Так успокаивающе, что я выдохнула…

Мой мир замкнулся на его взгляде. Как луч солнца после долгой зимы, как теплая ладонь, протянутая, чтобы спасти и успокоить. И я сжала её…

– Март, прости, пожалуйста… – он запнулся на полуслове, заметив пирог в мусорном ведре. Лицо его стало красным, брови сомкнулись на переносице, очерчивая глубокую морщину, а скулы завибрировали мелкой дрожью желваков. Обычно спокойный, уравновешенный Горозия сейчас напоминал шающую пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент. – Сейчас придет Лекса, ты не могла бы прибрать этот мусор, пока я усажу Ангелину в такси? Думаю, нашей дочери не стоит это видеть…

Глава 34

Горислав

Внутри всё клокотало, пылало, душа сжалась до размера молекулы, чтобы рвануть при малейшей возможности.

Я взял с дивана пальто, накинул его на плечи Ангелины и повел её к выходу. Она шла, не сопротивляясь, всхлипывала, пыталась схватить меня за руку, чтобы привлечь внимание. Но от каждого её касания льдом все внутри покрывалось…

– Зачем ты приехала? – мы быстрым шагом прошли по террасе, чтобы не столкнуться с друзьями, уже направляющимися в дом, а после сошли на тропинку к главным воротам.

– Затем, что я люблю тебя! – она попыталась заорать, дабы привлечь внимание окружающих, но хватило лишь одного быстрого взгляда, чтобы Анжела замолчала. Она сжалась в комок, вновь дуря меня этой мнимой скромностью и покорностью. – Я просто люблю тебя. Позволь объясниться?

– Давай, – достал телефон, вызывая такси, вдруг водитель не успел отъехать далеко. И правда… Заказ тут же приняли, указав время прибытия. – У тебя есть семь минут.

– Разве это преступление? Разве я не имею права злиться? Я люблю тебя, а не твоих друзей, не твою любовницу с её приплодом. Думаешь, я поверила, что ты ничего не знал? Но я проглотила вашу ложь, приняла правила игры, прося лишь об одном – чтобы она никогда не вставала у меня на пути. И что я узнаю? Ты купил им шикарную квартиру в то время, пока я жила у черта на куличиках? Это я была с тобой три года. Я! А не они… А сегодня что я увидела? Она стоит в доме твоего дедушки, который на дух меня не переваривает, и готовит свои идиотские пироги. Гора, да ты их даже не ешь!

– А ты готовила их? – я вдруг рассмеялся, сам от себя такого не ожидая. – Ты хоть раз спрашивала, что именно я люблю? Нет… Анжел, проблема не в Марте, и не в Лексе. Проблема в том, что мы оба врали друг другу. Ты искала достойную опору, человека, который в силу занятости не будет выносить тебе мозг из-за полугодичных командировок, который не будет заводить разговоры о детях, того, кто не будет спорить с виденьем идеальной формы семьи. Мы оба врали, Анжел, понимаешь?

– А что тебе нужно? – Анжела пыталась успокоиться, делала глубокие вдохи, растирала пальцы рук мокрым снегом, а после прикладывала их к пылающим щекам.

– Наверное, то, что нужно обычному человеку. Семья, тепло, любовь…

– Любовь? – она покачнулась и обернулась к дому, откуда доносился звонкий смех Лексы. И взгляд стал такой потухший, без искр гнева. Да с её лица словно маска напускной стервозности слетела, являя обычную румяную девчонку, запутавшуюся в своей жизни. – Я когда-то тоже хотела любви…

Чувствовал, что она не договорила. Видел, как подрагивают её губы, как глаза наполняются слезами, и не мешал. Она словно пыталась договориться с собой, чтобы впервые сказать правду. Не для меня, а для самой себя…

– Это была ошибка, понимаешь? Ошибка! – разрыдалась Анжела, прижимаясь к моей груди. – Мне было восемнадцать. Я была совсем девчонкой, полюбившей всем сердцем. Он был красивый, популярный, о нем мечтали все, а Деникин выбрал меня! Я уже напридумывала себе сказок, уже дала имена всем нашим детям и распланировала отпуска на несколько лет вперед. Знала, что сын пойдет в юридический, а дочь непременно станет акулой журналистики. Мы бы жили в небольшом домике на берегу моря, а по утрам завтракали на светлой террасе, планируя семейные выходные. Вот только когда выяснилось, что я беременна, оказалось, что мои мечты – это только мои проблемы. Деникин принес мне деньги на аборт, а сам переехал в другой город, затирая за собой след, как трус последний. Вычеркнул меня, как неудавшуюся главу своей книги, и просто пошел жить дальше. Я хотела оставить ребёнка, понимаешь? Хотела! Но мои родители…

Чувствовал её боль, её истерику, её незажившие раны… Анжела похоронила это в себе много лет назад, ожидая, что затянется, заживет, перестанет ныть. Это и стало ошибкой, заставившей её свернуть со своего пути на