скользкую дорожку напускной успешности. Но было слишком поздно. Если бы она дала мне хоть шанс узнать её настоящую, честную, открытую, то всего этого бы просто не произошло.

– Я не могу иметь детей, Гор. Рада бы, но не могу… Но и ты мне врал. Я же видела, как ты носишься с дочерью, как смотришь на неё, как в тебе просыпается что-то новое, бесконтрольное, угрожающее нашей спокойной жизни. Я уже тогда все поняла, когда на завтрак к вам приехала без приглашения, – Анжела отшагнула, стерла слезы и стала застегивать пальто, когда заметила в конце улицы такси. – Все стало ясно как божий день. Ещё год, и ты пришел бы ко мне с разговором о ребенке. Сначала зашел бы издалека, потом намёки становились бы четче, ультимативнее… А я не хотела быть как все эти парочки, скрывающие суррогатных матерей, не хотела видеть жалость в чужих взглядах, не хотела признаваться, что моё бесплодие – не вина моих родителей, а результат собственной трусости. Гор, я просто не хотела испытывать вину за то, что не могу превратиться в мать-наседку. У меня же её тоже не было… Я не знаю, как это – любить своего ребенка. А ты… А у тебя все будет хорошо.

– Я тоже не подозревал, что могу любить ребенка, что могу быть благодарным за это странное ощущение ответственности за чужую жизнь, за чужую судьбу, – злость, душившая меня ещё несколько минут назад, растворилась и превратилась в жалость к тем отношениям, которым не суждено было случиться в силу многослойного вранья. – Анжел, отпусти себя, отпусти свои страхи. Они забирают у тебя больше, чем ты думаешь…

– Прости меня за этот спектакль. Ты прав, если бы мы дали друг другу шанс просто быть собой, если бы не копировали эти современные тенденции выгодных браков, то все могло бы быть иначе. Скажи, – она впервые улыбнулась не шаблонно, не так, как учат, не так, как модно, а по-настоящему. – Ты счастлив?

– Счастлив. И с тобой я был счастлив тоже, Анжел, – я открыл дверь такси, помог ей сесть, подобрал полы пальто и присел на корточки.

– Я не хочу прощаться вот так, – она вскинула голову вверх, чтобы не дать упасть слезам, только бы я не видел её вот такую, не понимая, что мужчина выбирает сердцем… Не жалостью, не попыткой обелить свою репутацию, а душой, откликающейся на сигналы. А Анжела все это время глушила в себе это, пыталась закрыться, отгородиться, чтобы не показать чувств, потому что уже познала, что бывает после…

– А мы не прощаемся. Я уверен, что у тебя все будет хорошо. Просто знай, что если женщина не открылась, то она просто нашла не того мужчину. Понимаешь? Значит, я не доказал, что могу защитить. Ты красивая, успешная, тебе не нужны папики, не нужны чужие деньги, просто помни это. Я желаю тебе встретить того, кому твое сердце откроется само.

– Я всё разрушила сама, да? Гор, я все своими руками развалила? Ведь я любила тебя… Ну, так, как умела, как позволила себе. Но ты же знаешь, что деньги тут ни при чём? – Анжела говорила, не стесняясь смущенного водителя, бедолаге и деться было некуда от нашего разговора.

– Знаю. Анжел, у тебя все будет хорошо. А я буду всегда рядом.

– Пока, Горислав…

Глава 35

Внутри было пусто. Не хотелось идти в дом с тяжелым сердцем, поэтому присел на запорошенную снегом скамейку, чтобы отдышаться.

– Гор. Я собрала вещи, – тонкий голосок Марты донесся откуда-то издалека. – Не стала дёргать Лексу, чтобы не пугать. Ты привези её домой, хорошо? Мне лучше уехать сейчас, а то я и так ворвалась в твою жизнь со своими секретами.

Марта стояла на углу террасы, сжимая сумку до побелевших костяшек.

– Присядь, – я смахнул снег, готовя для неё место. – Просто посиди со мной…

Если судьба и давала мне уроки, то после того, как исчезала на лбу шишка, я уже никогда не наступал на те же грабли. Вот и сейчас нужно было сделать работу над ошибками.

Марта шла так странно, чуть подволакивая правую ногу, а когда стала спускаться с лестницы, я заметил, что носок её ботинка оторвался, загребая снег. Прикусил язык, задавил рвущиеся вопросы, пытаясь не спугнуть, не обидеть.

– Нам надо поговорить, – забрал её сумку, поставил возле себя, чтобы не убежала. – Я был неправ. Наверное, нам нужно было давно поговорить не о деньгах, не о квартирах, и уж тем более не о подробностях тех дней семь лет назад.

– А о чем? – прошептала она, украдкой вытряхивая снег.

– О том, что, хочешь ты того или нет, но я навсегда стану для вас опорой. Для Лексы – папой, а для тебя – другом. Как тебе моё предложение?

– Другом? Гора, ты сейчас серьёзно? – Марта удивилась и даже глаза на меня подняла. – Что, как раньше?

– Ну да. Футбола я тебе не обещаю, но вот на хоккейный матч можно сходить. Как ты на это смотришь?

– Гор, ну перестань! У тебя семья рассыпается, твоя невеста думает, что я какая-то акула, идущая по запаху крови богатых мужиков. И ведь у нее на руках все факты! – Марта достала из кармана руку и принялась загибать пальцы: – Мы живем в твоей квартире? В твоей. Деньги даешь ты? Ты. Я не работаю? Не работаю… Ну, все сходится! Она имеет право злиться, ревновать и подозревать меня чёрт знает в чём. Наверное, я бы поступила точно так же, – Марта всхлипнула и снова повесила нос. – Кажется, что ещё немного, я и сама начну подозревать себя… Гор, нам обоим нужна дистанция друг от друга. Думаешь, мне просто?

– Если что-то сыплется, то цемент для фундамента был замешан из говна и палок. В делах любовных я не знаток, конечно, но этот вывод лежит на поверхности. И мы с Анжелой поговорили, все хорошо, – откинулся на спинку, подставляя лицо пушистым хлопьям снега. – Ну, друг Марта, расскажешь, что тебя беспокоит? Я же вижу, что ты чего-то боишься.

– Оооой… – тяжело выдохнула она и уронила голову. – Да я всего боюсь последние лет семь. Просто привыкла жить так, Гор. Боюсь за дочь, за ее здоровье, за то, что в любой момент меня попросят из квартиры на улицу, что не смогу прокормить её, ведь мой диагноз и тяжелая работа – вещи несовместимые. Мой мир словно замкнулся на тебе…

– А это плохо? – этот вопрос вырвался быстрее, чем я обдумал двоякость его смысла. Но было уже поздно, поэтому