Чел, это как вторжение США на Восток. Тысяча лет культуры и традиций не рухнут за одну ночь. Не при нашей жизни.

– Ну уж нет.

Я встаю на стул.

– Что ты делаешь? – стонет он. – Сядь, придурок.

– Минуточку внимания, – объявляю я столовой, и в ней повисает настороженная тишина, словно с ними заговорил сам Бог. – Кажется, возникло небольшое недоразумение. До некоторых из вас до сих пор не дошло.

– Чувак, серьезно, – настаивает Фенн. – Завались.

– Старым порядкам конец, – говорю я одноклассникам. – Я объявляю в этом королевстве полную анархию. Никаких лидеров больше нет.

Они все смотрят на меня, замерев. Никаких эмоций в лицах. Потом двери в столовую распахиваются.

– Мистер Шоу. – Мистер Колсон, преподаватель с научной кафедры, хмурится и показывает на пол. – Слезьте оттуда.

Я сажусь, и помещение немедленно возвращается к обычным разговорам.

– Доволен? – Фенн качает головой. – Теперь будут думать, что ты с ума сошел.

А я уже почти и сошел.

В дальнем углу сидит Дюк со своим лакеем Картером. Они оба наблюдают за мной. Картер выглядит так, словно хочет меня убить, а Дюк одновременно и раздражен, и смирился. Знаю, его выводит из себя, что он потерял статус главаря Сэндовера, но то, как легко и быстро я смог опустошить его банковский счет, теперь держит его на поводке.

А я вот уже почти жалею об этом. Да, победив его в драке и пригрозив снова его обчистить, я добился того, чтобы он перестал кидаться на меня в коридорах и бить себя кулаком в грудь с непонятными угрозами. Но я скучаю по тем дням, когда меня не донимали все парни Сэндовера, спрашивая разрешения подрочить.

Оторвав взгляд от Дюка, я пытаюсь сосредоточиться на том, что втирает мне Фенн.

– Им не нравятся перемены. У них в башке бардак, им нужен правитель. Ты думаешь, что тебе нужна анархия, но ты плохо себе представляешь, как это будет выглядеть в наших условиях.

– Да я бы лучше в «Повелителе мух» жил, – бурчу я.

Сайлас поднимает глаза от экрана и фыркает.

– Блин, хорош уже изображать из себя.

– Это в каком это смысле? – настороженно спрашиваю я.

С тех пор как со Слоан у них все лопнуло, Сайлас по большей части держался от меня подальше. Только игнорировал меня на тренировках и бормотал ядовитые комментарии себе под нос. Видимо, сегодня он поднабрался наглости.

– Твоя главная жалоба состоит в том, что тебе приносят кучи бабла, которое ты совершенно не заработал, – отвечает Сайлас. – Не нравится тебе такой устрой, ясно. Но вот это вот наигранное дерьмо нам в уши лить не надо, пожалуйста.

– Это я-то наигранный? – Он действует мне на последние оставшиеся нервы. – Слушай, я много чего тебе простил из уважения, но ты свою попытку со Слоан совершил и сел в лужу. Теперь с ней я, и это не изменится, так что либо смирись, либо иди на хер.

– Эр Джей, ладно тебе, – говорит Фенн, вечный дипломат.

Сайлас, кажется, хочет что-то сказать на прощание, но решает промолчать. Вместо этого он просто берет поднос и уходит.

Фенн наклоняет голову набок.

– Вот обязательно надо было?

– Да, надо было. – Я снова беру вилку. – Даже прикидываться не буду, будто расстроен. И тебе не советую.

– Он мой друг, – пожимает плечами Фенн.

– Твой друг? – фыркаю я. – Тогда тебе, наверное, стоит знать, что это твой друг отправил меня тогда в лес, чтобы я нашел вас со Слоан. Он тебя подставил.

До этого момента я не хотел говорить Фенну. Сайлас и так уже потерял шанс восстановить отношения со Слоан из-за своей мелочной ревности. Я как-то подумал, что этого наказания достаточно, и впутывать сюда еще и его дружбу с Фенном будет ни к чему. Но если он не может стойко принять поражение и вести себя нормально, то и я его репутацию беречь тоже не буду.

Глава 23

Кейси

Никогда здесь раньше не бывала. Сильно к северу от озера, за узкими горными перевалами и виляющими загородными дорогами. Слоан никогда не любила долгие поездки, а сама я со дня аварии за руль особо не садилась.

– Входишь во вкус, я смотрю.

Лоусона, кажется, забавляет то, как я высовываю руку в окно, чтобы почувствовать свистящий между пальцами ветер. «Порше» несется все быстрее и быстрее, проносясь мимо деревенских домиков, едва успевающих заметить нас сквозь деревья.

– Есть немного, – признаюсь я.

Он щурится.

– Никогда и никому не позволяй стыдить себя за то, что живешь, Кейси.

У меня нет особых причин доверять Лоусону Кенту. Его репутация бежит впереди него, хватит аж до следующей жизни. Даже если только половина того, что о нем говорят, на самом деле правда, то это все равно значит, что он пьяница, курильщик, развратник и вообще не имеет никакого морального компаса. Но зато он свободен. Его ничего не беспокоит и ничего не касается. Никто не говорит Лоусону, что ему делать, а он ни о чем не жалеет и ни к кому не привязывается.

Сейчас мне очень хочется последовать его примеру. Все-таки мы становимся очень свободными, когда смиряемся со своим животным началом. Нас могут в любой момент стереть с лица земли, так почему бы не попытаться насладиться жизнью?

– А можно мне попробовать?

Он косится на меня.

– Хочешь за руль?

– Никаких сожалений, так ведь?

В его улыбке сверкает что-то похожее на гордость.

– Точно так.

Мы останавливаемся на возвышении, с которого открывается живописный вид на стремительно приближающееся к горизонту солнце. Выйдя из машины, мы подходим к деревянной ограде. Мелькает мысль, что Слоан уже наверняка начала недоумевать, что со мной случилось. Я должна была быть дома более двух часов назад.

– Тебе не кажется, что, когда никто не знает, где ты, время словно перестает существовать? – спрашиваю я.

Мы могли бы просто исчезнуть. Продолжать ехать в неправильном направлении, потеряться. Стать кем-то другим. Изобрести новую реальность, разрушить существование, всегда казавшееся неизбежным.

– Каждый день, – говорит он, наблюдая, как небо окрашивает оттенками розового и сиреневого. – Как будто каждая возможная версия нас принимает сейчас каждое возможное решение или типа того. – Он хмыкает. – Создают бесконечное количество новых нас во вселенных. И вот ты уже думаешь, блин, да какая кому разница, выпью я сейчас еще бокал или улечу в Таиланд?

– Или украду машину и поеду кататься.

– Или так. – Он запускает пальцы в русые волосы, доходящие ему почти до плеч, и убирает их с лица.

Никогда раньше не воспринимала Лоусона всерьез. Поэтому, наверное, и