стекольного завода. На данный момент в отделе кадров числится умершей. Как так?

– Однофамилица, – заступился за Настю Егор.

– Хм… Запишем. И то правда. Вот ещё одна Ермакова. И в восьмом цехе такая есть. А вот вас, Шмаков Егор Михайлович, я вынужден допросить построже. На вас потребовала обратить особое внимание одна из односельчанок. Товарищ Ольга Георгиевна говорит, что вы нарушаете нормы поведения и открыто целуетесь со своей сестрой. Поясните, как это понимать?

– Целуюсь, – кивнул Егор. – В лоб сестру целую. Или это воспрещается? Где написано, что так нельзя. Вы мне принесите, покажите, я ознакомлюсь и распишусь.

Проверяющий кивнул.

– Так и запишем! Нормы поведения приготовим, и вы уж тогда потрудитесь расписаться.

Вечером к Егору заглянула Ольга. Опять принесла пирожки. Мило улыбалась Насте.

Угощала пирожками.

Потом попросила Егора отойти с ней в сторону и сказала:

– Что же вы, Егор Михайлович, всех обвели вокруг пальца. Помните, может быть, я в город ездила. Так сестра вам передавала какой-то свёрток. Так вот она другая совсем. Нынешняя ваша сестра непохожа на ту, что приходила на вокзал.

Егор сначала испугался. Потом с невозмутимым видом произнёс:

– Так у меня две сестры, Оленька! К вам подходила одна, а со мной нынче живёт другая. Вот это у вас и вызвало сомнения.

Ольга задумалась, потом произнесла:

– Да нет же… Ту звали Ириной Михайловной. И эту так зовут.

– Ольга Георгиевна! Ну право, как вы могли запомнить столь незначительное событие пятилетней давности, – продолжал оправдывать себя Егор.

– Да вот так и запомнила, и намерена докопаться до правды. Ежели вы обманом хотите всех извести, то знайте, я пойду до конца.

– Идите, Ольга Георгиевна, только смотрите под ноги.

– Благодарю вас, Егор Михайлович, – соседка говорила уже язвительно.

Взяла корзину с пирожками и вышла.

После долгих раздумий Егор всё-таки решил, что пора переезжать.

Увольнение председатель подписывал нехотя.

– Мы только ветеринаром обзавелись, а тут такое… Что теперь делать нам? Может, останетесь? Ну везде же хорошо, где нас нет, – упрашивал он Егора.

– Мне племянника нужно лечить. Родители его померли, а он онемел. Вот по врачам хочу его прокатить. Может, есть умельцы на нашей земле.

Председатель тяжело вздыхал.

До города добрались быстро.

Сенька смотрел во все глаза на проезжающие машины, радовался новой обстановке.

На окраине города неподалёку от автовокзала сняли небольшой домик с коровником.

В этом коровнике разместили Зорьку.

Настя беспокоилась, лошадь ничего не ела, а через два дня сделала последний вздох.

Егор несколько дней не мог даже слова сказать. Плакал всё время.

Настя его успокаивала, но всё было тщетно.

– Вся моя жизнь с ней связана, – сетовал Егор.

Похоронили лошадь за кладбищем. Поставили крест. Егор каждый день носил на могилку сено и зерно. Потом стал ходить реже, успокоился со временем.

Настя поступила учиться на фельдшера. Захотелось ей переквалифицироваться с животных на людей.

Город пугал. Бывало, Насте чудился Пётр Александрович, и тогда она теряла дар речи.

Как-то возвращаясь с практики, увидела неподалёку от своего дома девушку. Та держалась за живот и стонала.

Настя подошла к ней и поинтересовалась:

– Что с вами? Помощь нужна?

Девушка посмотрела на Настю, что-то бормотала и постоянно вскрикивала от боли.

Настя взяла её под руки и повела к себе.

Егор помог уложить девушку на кровать.

Она тотчас уснула.

– Что-то нехорошее произошло, – прошептала Настя. – Кажется, она родила недавно.

Егор беспокоился о найденной девушке больше Насти, он даже уснуть не смог. Через каждые пять минут вскакивал и подходил к ней. Клал руку на лоб, проверял, нет ли жара.

Жара не было. Она бредила.

Девушка была одета в бесформенное длинное платье. А ещё от неё шёл неприятный запах табака и чего-то хмельного.

– Чего ты никак не угомонишься? – ворчала на Егора Настя, а сама радовалась, что и её мужчине случайный человек с улицы небезразличен.

Кое-как дождались утра.

Настя ещё раз осмотрела девушку и приняла решение везти её в больницу.

Егор поддержал.

С трудом Насте удалось устроить её туда, где проходила практику.

– Родственницу приму, – говорил дежурный врач, – так что пиши, кем она тебе является.

Настя записала найденную сестрой, а вот с именем возникли проблемы, пришлось придумать на ходу. Стала найденная Марией.

– Тут надобно и милицию привлекать, – задумчиво сказал врач Насте. – Ребёнка надобно найти.

Девушка тем временем проснулась и уставилась на врача.

– Ну что, очнулась, милая? – спросил доктор. – Мы вот только решали, что нужно бы власть подсоединять. Что произошло? Вот Ирина Михайловна не побоялась вас притащить сначала домой, потом сюда. Вроде как жизнь спасла.

– Ты, что ли, Ирина Михайловна? – девушка приподнялась на локтях и уставилась на Настю.

– Я, – кивнула та и даже как-то опешила.

– Так вот, тётя, спасать меня я не просила. Подумаешь, повыла немного в темноте. А ты потащила меня домой. Осмотр окончен, господа. Мне нужно по своим делам. Премного благодарна за сочувствие.

– Во дела-а-а-а, – пропел врач и пожал плечами.

Девушка поднялась с койки, направилась к двери, но тут же метнулась к стене и сползла по ней на пол.

Настя подбежала к ней и стала возмущаться:

– Безответственность! Полное непонимание! Вы больны, вам нужна помощь.

Девушка попыталась улыбнуться, но рот скривился в нестерпимой боли.

Настя обернулась и попросила доктора ей помочь.

Они вдвоём вернули девушку на место.

– Игры окончены, – строго сказал врач, порылся в тумбочке, вытащил оттуда верёвки и привязал больную к койке.

Она не сопротивлялась.

– Мне и впрямь больно… – прошептала она и потеряла сознание.

Почему-то врач так и не сообщил в милицию о странной пациентке.

На следующий день её развязали, разрешили поесть.

Настя присела на краешек койки и начала с ней разговор:

– Как зовут тебя?

Девушка отвернулась, разговаривать не захотела.

– Дело в том, что ты записана здесь Марией. Если кто-то из родных будет искать, то не найдёт по таким данным.

– Искать? Меня? – девушка усмехнулась. – Я бы посмотрела на этого сердобольного. Хотя… Один человек мог и поискать… Но… Никто меня здесь не знает, искать некому. Так что хоть Кикиморой запишите, мне всё равно.

– Хорошо, – кивнула Настя. – Запишу.

Она с серьёзным лицом стала что-то писать на листе.

– Кикимора. А по отчеству?

Девушка вытаращила глаза.

– Не, ну ты, тётя, странная очень. Кикиморой меня не зовут.

– Записываю с ваших слов, – предупредила Настя.

– Пусть будет Мария, или как там вы написали, – девушка махнула рукой.

– Вам не жалко его? – вкрадчиво спросила Настя.

– Кого?

– Того, кто вышел из вашего тела.

– А-а-а, вон в чём дело, – монотонно произнесла девушка. – Как зашёл, так и вышел.