Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор был взволнован. Смотрел на сумку, которую водитель автобуса отдал Глебу.
– Ночь впереди, где их искать теперь? – вздыхал Егор.
– А ты не ищи, поделом им будет.
– Шурке, может, и поделом. А вот Ирине…
– Ну так водитель сказал, что Ирина стекло чуть не выбила. Плохо ей стало, может быть, – передавал Глеб слова водителя.
Проводив Шурочкиного мужа, Егор велел Сеньке из дома не выходить, сам запряг Зорьку и поехал в город.
На краю деревни к Егору присоединился Глеб.
Ехали молча.
Егор был задумчив. Сердце болело за Настю.
Понимал, что просто так она вряд ли хотела разбить стекло автобуса.
* * *
– Ира, – Шурочка слёзно умоляла подругу подняться. – Ира! Уехали наши деньги и покупки! Ира! Поднимайся же! Что с тобой такое?
Настя подняла голову, смотрела на Шурочку отрешённо.
– Как мы теперь домой поедем? В городе у меня не к кому идти… Ты кого там увидела в окне?
Настя молча встала, отряхнула платье.
Прокручивала в памяти увиденное из автобуса.
Не могло материнское сердце ошибаться, не могло оно подвести.
Шурочка запричитала:
– И зачем я тебя с собой взяла? Сомневалась ты, не хотела. Я бы уже дома была, а теперь…
– Не ной, – строго сказала Настя, – подождём следующего автобуса.
– Следующего? Он будет в понедельник теперь.
– Тогда пешком пойдём.
– Мне страшно, – Шурочка стала хныкать как ребёнок.
Настя раздражалась, но ругаться не хотелось, ведь это из-за неё они остались на улице.
Уже темнело. Вернулись на остановку, присели на лавочку.
Шурочка молча всхлипывала. Она больше жалела вещи, которые купили, нежели о перспективе ночевать на улице.
Настя понимала, что сидеть бессмысленно, предложила подруге пойти домой пешком.
Та нехотя согласилась.
– Если на нас нападут, Глеб даже не узнает, как я умерла, Ира!
– А ему это зачем знать? – Настя улыбнулась. – Он вроде открещивался от тебя.
Шурочка обиженно поджала губы.
– Знала бы я, что придётся пешком чапать, не надела бы туфли.
– Так сними их, – предложила Настя.
– Да вот придётся.
Обе шли босиком.
– А, может, будем петь для настроения? – Шурочка оживилась немного. – Ты меня прости, Ира! Я ведь не со зла ругалась, ну, померещиться может всякое. Вещи жаль, прикарманит кто-нибудь. Эх… Ну хоть платья не успели забрать.
Шурочка помолчала и запела:
– Мой синеглазый, где ты ночуешь?
Как без меня твои дни пролетают?
В письмах всё так же о важном молчу я,
Как без тебя тяжело мне, не знаешь.
Мой синеглазый, где та сторонка,
Где я с тобой повстречаюсь однажды?
Сколько мне жить в одиночестве, сколько?
В каждом прохожем ищу тебя, в каждом…
Мой синеглазый, где твоё сердце
Ищет меня средь пустующих комнат?
Не перепутай заветную дверцу,
Помни меня, обязательно помни!
Настя слушала с интересом. Сама петь она не могла. Когда-то в детском возрасте Марфа Игнатьевна поставила её в первом ряду церковного хора.
Девочка от страха закрыла уши, а когда хор запел, заплакала.
– Пой, – упрашивала её Марфа, – пой, чего ты ревёшь?
Но Насте было не до пения. С тех пор она даже не пыталась что-то спеть.
Колыбельные детям получались такими, что сон не приходил.
Настя боялась, что её голос услышат и будут смеяться. Иногда забывалась, пела как могла, но замолкала тотчас, когда слышала себя.
– А ты чего не подпеваешь? – поинтересовалась Шурочка.
– Я не умею…
– Все умеют, а ты нет. Такого не бывает. Давай попробуем, повторяй за мной: «Мой синеглазый, где ты ночуешь?»
Но Настя и не собиралась повторять.
Шура махнула рукой.
– Ну и молчи дальше.
Полная луна повисла в ту ночь на небе. Путь освещала хорошо. От ночной прохлады слегка зябли пальцы.
– К утру придём, – говорила Настя.
– Да уж… К утру…
Путешественниц первым заметил Глеб.
– Вон, смотри, Егор! Идут клуши… Можно было и не ехать за ними.
– Можно было, – согласился Егор. – А я ведь тебя с собой не звал.
Кажется, Шурочка никогда так не радовалась мужу.
Она обняла его, прильнула к нему, тот засмущался:
– И чего ты, как к родному, прилипла?
Настя свои чувства показать не могла.
Егор сначала смотрел на неё укоризненно, потом сменил гнев на милость, улыбнулся.
Женщине показалось, что сразу ей обрадовалась только Зорька.
Шурочка наобнимала мужа вдоволь и запричитала:
– Деньги потратили, а руки пусты. Всё осталось в автобусе. Жалко как… До слёз…
– Принёс ваши вещи водитель, – успокоил Шурочку Егор. – Всё на месте.
– Ой, как же замечательно! – обрадовалась Шурочка. – А я уже надумала себе всякого. Какой водитель попался добрый. Правда он Иру… Чуть не убил он Иру. Бросил нас на улице.
– А нечего технику ломать, – возмутился Глеб. – Кто чинить потом будет? Вы своими побрякушками никому не нужными?
– А отчего это они не нужны? – завелась Шурочка. – Я на эти побрякушки заработала своим трудом. Имею право купить их себе для радости!
– Имеешь, конечно, право! Только вот человек и животное должны тебя встречать в ночи.
До самого дома Шурочка и Глеб ругались.
Егор остановился, они спустились с повозки, пошли домой.
Настя взяла Егора за руку. Он прошептал вдруг:
– Ну хоть поцелуй, что ли!
– Не-а, – ответила Настя. – Дома. А то начнётся опять что-нибудь.
Дома Егор обнял Настю и сказал ей:
– Знаешь, я ведь догадался, что ты не просто так выбежала из автобуса. Неужели Тамару встретила?
– Её, – кивнула Настя. – Не ошиблась я…
– Ох, горе ты моё несчастное, – вздохнул Егор. – Растерялись твои дети, а собраться не могут. И куда же она пошла?
– Не знаю, – Настя всхлипывала. – Автобус остановился, я выбежала, но было уже слишком поздно. Улиц много. Я не знаю, как её найти.
– Если увидела однажды, встретишь и во второй раз. А теперь давай поспим немного. До первых петухов хотя бы. А то я утомился что-то…
Настя приготовила постель. Положила голову на грудь Егору.
Как хорошо было ей теперь! Счастье своими ласковыми руками обнимало влюблённых.
– Настя, – прошептал Егор, – как хорошо, что Зорька тогда нашла тебя. Я ей копыта готов целовать. Ведь о счастье таком и не мечтал последние годы. А оно мне попалось на пути, а теперь дышит мне в грудь.
Настя уже засыпала. А Егор всё говорил, как ему повезло с любимой женщиной.
Утром к Егору нагрянули гости – проверка документов из города.
– Так-так, Ирина Михайловна Ермакова… Бывший работник