– Может, вы, девчонки, пойдете пока погулять по саду? – предложила Мэгги. – Нам с тетей Джейн нужно много о чем поговорить.

Мелоди вышла вслед за двоюродными сестрами в сад, однако там задержалась у бокового окна, чтобы слышать, о чем говорят в доме женщины.

– А ты ему уже сказала? – услышала она голос тети Мэгги.

– Да, – ответила мама. – Прошлой ночью.

– И?

– Ну, он безмерно рад.

– А ты сама?

– Никогда не чувствовала себя такой счастливой.

– Что ж, я очень рада за тебя, ежели ты так счастлива. Только надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что делаешь?

– Ты о чем?

– Ну, не знаю… Этот Кен… Кто он? Что собой представляет?

– Он, понимаешь, совершенно не такой, как все. Он особенный. Он обладает какой-то неизъяснимой властью над людьми.

– Хм-м… – скептически отозвалась тетя Мэгги.

– Ой, нет, в самом лучшем смысле, – поспешно добавила мать. – Он не самонадеянный тип. Не безжалостный тиран. Он просто… Он просто делает жизнь проще. Никаких тебе серьезных решений, никакого сложного выбора…

– То есть он просто говорит, что надо делать, и ты это делаешь?

– Нет! Как раз наоборот. Он ничего от меня не ждет. Он просто принимает меня. Такой, какая я есть. Толстой и безобразной, со всей моей говнистой вздорностью и тоской, и… и… этой непроходящей болью. Он просто это принимает. Словно вбирает в себя. Он великий человек. Честное слово!

На миг повисло молчание. Мелоди затаила дыхание.

– Ну что ж, поверю тебе на слово, – сказала тетя Мэгги. – Придется поверить, раз уж мне с ним никак не познакомиться. А что Мелоди? Ты ей уже сказала?

– Нет! Она совершенно ничего не знает. Пока нет.

– А она с ним ладит?

– Она его просто обожает. Я бы сказала, боготворит.

– Хорошо. Это радует.

– Ну, а ты как? Как со всем этим справляешься?

– Да, знаешь, то хорошо, то плохо, так себе.

– Так ты с ним уже виделась? Навещала Майкла в тюрьме?

– Нет-нет, пока не виделась. Я еще к этому не готова.

– Думаешь, потом будешь готова?

– На самом деле не знаю. Все это так ужасно. Словно ночной кошмар! Иногда я вижу его в воображении. И представляю, будто ничего этого не случилось, будто все вернулось к тому, как было. Но получается, что на самом-то деле все было совсем не так, как казалось. Все это была одна иллюзия, Джейн! И моя идеальная жизнь, и мой идеальный муж – все это была прекрасная и зыбкая иллюзия. И временами на меня накатывают настоящие кошмары. Я представляю тех девушек, тех юных, прекрасных девушек, и…

Со своего удачного места под оконным карнизом Мелоди услышала, что тетя Мэгги плачет.

– …и я чувствую себя настолько виноватой, Джейн! Меня просто дико преследует это чувство вины. В смысле… ведь у меня две дочери. И только представить, что их…

Мелоди услышала, как мама сочувственно вздохнула.

– Не надо, Мэгги. Не казни себя так. Ты ничего не могла бы тут поделать.

– Да в том-то и дело, Джейн, что могла бы. Мне следовало больше интересоваться тем, что с ним творится, почаще обо всем расспрашивать. И о его непонятных отлучках, и о непонятном настроении, и его удалении от меня. Но теперь уже слишком поздно. Теперь-то я точно ничего не могу сделать. У этих несчастных девчонок жизнь разрушена навсегда, и с этой мыслью мне теперь жить все оставшиеся годы.

Вернувшись в дом, Мелоди подергала мать за юбку.

– Мам, мне надо пописать, – прошептала она.

Джейн улыбнулась ей:

– Ты помнишь, где здесь туалет?

– Пойдем, провожу, – сказала Николь, вошедшая следом.

Мелоди вслед за сестрой поднялась по лестнице. На площадке она увидела все ту же картину с мохнатой коровой на открытой всем ветрам горной долине, а в ванной комнате – все то же зеркало в деревянной раме над той же вычурной раковиной.

– Николь, – попросила Мелоди, вскоре выйдя из ванной, – а можно мне посмотреть твою комнату?

Николь ласково улыбнулась.

– Там больше нет моих тогдашних малюток. Мы их всех отдали в больницу больным детям.

– Мне и не нужно смотреть на кукол, – ответила Мелоди. – Я хочу увидеть кое-что другое.

Она оказалась именно там, где Мелоди и привыкла ее видеть: висела на стене между постерами с Дэвидом Боуи и «Queen»: испанская девушка с пронзительно-синими глазами и почти черными волосами, в красном платье в горошек. Мелоди молча воззрилась на нее, чувствуя, как вдоль позвоночника пробегает то жар, то леденящий холод.

– С тобой все хорошо? – спросила Николь.

– Угу, – кивнула Мелоди.

– Тебе нравится Дэвид Боуи?

Девочка не ответила. Ее буквально гипнотизировала эта картина, и такая реакция немало озадачила даже саму Мелоди.

– А у тебя она всегда тут висела? – спросила она через несколько мгновений.

– Да, с самого моего раннего детства. А что?

Мелоди печально вздохнула.

– Я не знаю. Просто… она как будто что-то мне напоминает. Только и всего.

– А она тебе нравится?

– Да, – кивнула Мелоди, – очень. Я очень ее люблю.

– Ну, так и возьми ее себе, если нравится.

– Правда?

– Я этим больше уже не увлекаюсь.

– А твоя мама не будет возражать?

– Нет, – пожала плечами Николь. – Она вообще не заморачивается подобными вещами. С некоторых пор.

Мелоди уловила горечь в ее голосе и подумала о том, что довелось ей только подслушать из разговора мамы с тетей Мэгги. Их папа совершил что-то ужасно плохое и теперь сидел в тюрьме, но Мелоди решила не спрашивать об этом Николь.

Между тем хозяйка комнаты поднялась с кровати, встала на цыпочки и потянулась к картине, чтобы снять ее со стены.

– А почему ты теперь живешь так далеко отсюда? – спросила она у Мелоди.

– Не знаю. Мне жалко, что мы далеко. Лучше бы мы, как прежде, жили в Лондоне.

– Может, вы хоть теперь приедете обратно, – произнесла Николь, сдув толстый слой пыли с верхней части рамы и ребром ладони протирая стекло. – Может, твоя мама все же передумает и решит вернуться?

Мелоди кивнула:

– Да, очень даже может быть.

Николь передала ей картину, и Мелоди бережно взяла ее в руки.

– Спасибо, – сказала она. – Мне она и правда очень, очень нравится. Я буду хранить ее во веки веков. И она всегда будет напоминать мне о тебе.