– Да уж, – молвил отец, – похоже, ты живешь очень яркой и насыщенной жизнью.

– Да, – согласилась Мелоди.

– А эта Пенни – просто гадкий экземпляр.

– Точно. Я тоже ее ненавижу.

– Хотя на самом деле, наверное, надо бы ее пожалеть. Это очень прискорбно, когда у девочки шести с половиной…

– Ей семь.

– …семи лет такое в голове. Когда она думает о таких вещах. У нее, наверное, дома очень нестабильная обстановка.

Мелоди задумчиво кивнула. Она не совсем понимала, что может представлять собой эта «нестабильная обстановка дома», однако ее собственный небольшой опыт с «нестабильной» матерью, проводящей ночь на пляже, безусловно, подсказывал ей, что это, должно быть, и вправду очень скверно.

– Еще мы пару недель назад виделись с тетей Мэгги, – продолжала Мелоди. – Мы сели на поезд и поехали к ней в гости.

– О, к Мэгги! – улыбнулся отец. – И как она?

– Мне она показалась какой-то мрачной. И говорит, что у нее часто ночные кошмары.

– Бедняжка…

– Но мне все равно там было очень хорошо, а Николь подарила мне картину, что у нее всегда висела, а мама, когда мы оттуда вернулись, была такая радостная. Думаю, мы скоро опять туда поедем. А Николь говорит, что мы, может, даже переедем обратно в Лондон.

– Ты бы рада была вернуться, да?

– Да, – кивнула Мелоди, – тогда я жила бы к ним поближе. И поближе к вам, и тогда я могла бы видеться с Эмили каждый день!

Она с улыбкой повернулась к сестренке, пытавшейся разрезать кусочек хлеба своей пластмассовой ложечкой, ухватила ее за пухленькую ручку и уткнулась губами в ладошку.

– А можем мы завтра, – спросила Мелоди, ощутив еще больший прилив храбрости, – пойти туда, куда ты водил Шарлотту с Эмили фотографироваться, и сделать там еще один снимок со мной?

Отец быстро взглянул на Жаклин.

– Ах да, понимаю… Но я не уверен, что это получится. Это было очень дорого, и к тому же там надо заранее записываться.

От мигом выступивших слез у Мелоди защипало глаза.

– Но это же нечестно, что у Шарлотты есть фотография с Эмили, а у меня нет. Я ведь тоже ее сестра!

Улыбнувшись, отец коснулся ладонью ее плеча.

– Несомненно! Ты совершенно права. Подожди-ка немного, я сейчас…

Через пару минут он вернулся, держа в руках большую фотокамеру.

– Это, – сказал он, – волшебный фотоаппарат! Ну-ка, иди встань рядом с Эмили. Вот так. А теперь – улыбочку!

Мелоди приоткрыла рот, сомкнула зубы и улыбнулась как можно шире. Раздался щелчок, последовала вспышка, потом послышалось непонятное жужжание, и что-то высунулось наружу впереди папиной камеры. Он вынул листок и помахал им туда-сюда.

– Вот и все, – сказал он через две секунды. – Сейчас будет готово!

Мелоди уставилась на листок блестящей белой бумаги в его руке. Как она и ожидала, тут же на нем стало проявляться призрачное изображение, светящийся контур маленькой девочки и младенца. Одна за другой проступали разные детальки – пуговки на ее блузке, заколка в волосах у Эмили.

– Это мы! – восторженно выдохнула Мелоди.

– Именно, – кивнул отец. – Эта штука называется «Поляроид».

Девочка осторожно взяла листок из его рук и стала наблюдать, как все ярче проступают на нем краски. И наконец – вот они вместе, Эмили и Мелоди, с почти что одинаковыми улыбками и похожими темными глазами.

– Смотри! – показала она фотографию малютке. – Смотри, это мы с тобой. Ты и я. Полюбуйся!

Эмили с любопытством посмотрела на снимок и радостно пискнула.

– А можно я оставлю ее себе? – спросила Мелоди.

– Разумеется, – ответил отец. – Она твоя. Храни у себя на память.

Мелоди счастливо улыбнулась и поставила фото перед собой на стол, оперев его на высокий стакан. Это была и впрямь волшебная фотография, решила она, во всех отношениях и в сотни раз лучше того глупого портрета, что висел перед дверью в детскую.

В тот вечер Мелоди никак не могла уснуть в своей крохотной комнатушке в самом низу дома. По улице без конца проносились машины, за окном как-то особенно громко трещали цикады. Прокрутившись полчаса, Мелоди взяла свою подушку и мексиканский плед и бесшумно поднялась по непокрытой бетонной лестнице на первый этаж. Там на цыпочках прошла по паркету до детской комнаты и открыла дверь.

Эмили спала в своей кроватке, закинув руки над головой и мирно посапывая. Мелоди полюбовалась ею секунду-другую, едва противясь желанию погладить ее по щеке, после чего опустилась с подушкой на пол возле кроватки и завернулась в плед.

Все, что ей слышалось отсюда, так это тихий плеск бассейна, далекий стрекот цикад да приглушенные голоса Жаклин и отца, все еще о чем-то разговаривавших на террасе. Мелоди уже благополучно уплывала в сон, как вдруг ее насторожило упоминание ее имени.

– Мелоди еще совсем дитя, – услышала она голос отца, – ей всего-то шесть лет. Она и представления-то не имеет ни о сексе, ни о каких-то грязных манипуляциях.

– Да брось, все она понимает. В смысле, она, может, и не знает еще, что такое секс, но она прекрасно понимает, что хорошо, а что плохо.

– Откуда тебе знать? – резко выпалил отец. – Будь это так, то и речи бы не возникало о каких-то домогательствах. Достаточно, чтобы какой-то добрый дядя…

– Ты хочешь сказать, что, по-твоему, она там подвергается сексуальному насилию?

– Нет, я говорю, что она живет в доме с людьми, ведущими беспорядочную половую жизнь, и с матерью, которая не заботится о ней как надо еще с четырехлетнего возраста. Я говорю, что Мелоди сейчас в очень уязвимом положении.

– Хм-м, – как будто согласилась с ним Жаклин.

– Ты вот представь, если бы это была Шарлотта, – продолжал отец, – или Эмили. Представь, что они живут далеко от тебя, со впавшим в депрессию родителем, в доме, полном всяких хиппи и сомнительных политических крикунов, и бог знает кого там еще!

– Ну, разумеется, меня бы это беспокоило, – мягко ответила ему Жаклин. – Но, Джон, ты сам принял это решение. Ты связал себя с нами, с нашей семьей. Тебе придется мириться с последствиями.

– Нет, Жаклин, я не могу. Она же может перебраться сюда. Приехать и жить здесь, вместе с нами.

– Как, Джон? Как ты себе это представляешь? Ты что, и вправду думаешь, что Джейн ее отпустит? А где она тут будет спать? Она же не может так и спать все время в каморке для горничной! Я вообще-то предполагала рано или поздно поселить там домработницу.

– Она могла бы жить в одной комнате с Шарлоттой.

– С Шарлоттой?! Ты смеешься? Можешь представить, что об этом скажет сама Шарлотта?

– Ну, тогда, может, с Эмили?