У Женевьевы перехватило дыхание, когда Бенедикт принялся покрывать бесчисленными поцелуями ее нежные груди.

Она стонала и изгибалась от вожделения, когда его нежные руки гладили ее шею и живот. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

— О, Бенедикт, — страстно прошептала она, когда он принялся осторожно ласкать ее соски.

— Женевьева, вы просто чудо!

Смуглые руки Бенедикта в свете солнца казались золотистыми. Женевьева была вне себя от восторга и мечтала о большем, чем просто ласки.

— Бенедикт, — проговорила Женевьева, отстранившись от него и повернувшись к нему лицом, — на вас слишком много одежды. Вам не кажется? Может быть, я…

Он с удивлением взглянул на нее, когда она протянула руку, чтобы снять с него сюртук.

— Боже мой, Женевьева, вы правы, моя дорогая!

На шее у него пульсировала жилка. Он стоял не шевелясь все время, пока она снимала с него сюртук, расстегивала жилет, развязывала галстук. Не отрывая от него взгляда, бросила галстук в сторону. Когда Женевьева расстегивала рубашку, Бенедикт почувствовал, как дрожат ее руки. Затем она легонько коснулась его пышущей жаром груди и принялась ласкать ее. От этих прикосновений у него перехватило дыхание.

— Пожалуйста, не останавливайтесь, Женевьева, — задыхаясь от страсти, попросил он. Ему нравилось чувствовать ее нежные пальчики на своей обнаженной груди.

— О, Бенедикт! — снова воскликнула она, придя в восторг от его обнаженного тела.

Наконец она сняла с него рубашку и принялась ласкать губами его соски. Покрывала бесчисленными поцелуями его грудь, живот и плечи и никак не могла остановиться.

Для Бенедикта в эти минуты не существовало ничего, кроме ее розового влажного языка, приносящего неземное наслаждение.

— Пожалуйста, распустите волосы, Женевьева, любовь моя.

Бенедикт увидел, как несколько шпилек упали на ковер и две рыжие пряди выбились из прически. Он представил, как прекрасно, должно быть, смотрятся ее распущенные волосы. Ему хотелось гладить эти шелковистые локоны, пока она целует и ласкает его.

Женевьева подняла голову и взглянула на него странным обволакивающим взглядом.

— Вы можете сами распустить мне волосы, если хотите. В моей прическе осталось всего три шпильки.

После этого она полностью сосредоточилась на его мускулистой груди, целовала и чуть-чуть покусывала его сосок.

— О боже! — не в силах сдерживать свое желание, воскликнул Бенедикт. Он почувствовал, как его плоть наливается кровью и твердеет под тонкой тканью панталон, и принялся вытаскивать шпильки из ее прически. Его желание достигло апогея, и он, не выдержав, вскрикнул.

— Что случилось? Я сделала вам больно, поранила вас? Может быть, я делаю что-то не так и мне стоит прекратить? — засыпала Женевьева его вопросами.

Ее длинные густые ресницы затрепетали. Она говорила абсолютно серьезно, не кокетничая. В голосе чувствовалось искреннее беспокойство.

— Боже мой, нет! Продолжайте! — задыхался Бенедикт, гладя ее по волосам. — Я хочу, чтобы это продолжалось вечно. Вы даже представить себе не можете, как я этого хочу!

— Я тоже этого хочу! Хочу больше всего на свете!

Женевьева продолжила ласкать его. Бенедикт вынул последнюю шпильку из ее прически, и рыжие густые волосы свободно рассыпались по плечам, переливаясь на солнце.

— Ваши волосы просто великолепны! — отметил он, перебирая огненно-рыжие шелковистые пряди. — Никогда в жизни не видел таких прекрасных волос.

И это было действительно так. В очередной раз Бенедикт поразился удивительной красоте этой женщины. Все в ней было совершенно. Даже волосы.

Женевьева на мгновение оторвалась от груди Бенедикта, подняла голову и улыбнулась ему. Она полностью успокоилась, поняв, что все ее страхи безосновательны. Хотя небольшие сомнения все-таки оставались.

Она понимала, что Бенедикт жаждет еще более смелых и откровенных ласк. До этого была всего лишь любовная игра. Настоящая же физическая близость еще только предстояла. Больше всего Женевьева боялась потерять над собой контроль. «Боже, сделай так, чтобы этого не случилось», — мысленно молилась она.

— Что с вами, Женевьева? — вернул ее к реальности голос Бенедикта. — Вы чего-то боитесь?

Без сомнения, он понял, что она чем-то очень взволнована, хотя и не знал, чем именно.

— Нет-нет, со мной все в порядке.

— Тогда почему вы так дрожите? — не отставал Бенедикт.

— Я просто замерзла. Может быть, нам стоит лечь в постель и накрыться одеялом?

— Конечно, если вы этого хотите, — удивленно подняв брови, согласился он. Его поразило столь странное желание. Ее кожа была обжигающе горячей, на щеках горел лихорадочный румянец. Разве так выглядят люди, которым холодно?

— Да, я действительно этого хочу, — подтвердила Женевьева и, не поворачиваясь к нему, подошла к кровати.

Он задумчиво смотрел на ее белую бархатистую спину. Но созерцать обнаженное тело ему удалось недолго. Она быстро забралась под одеяло и натянула его до подбородка.

Такое ощущение, что она стеснялась своей наготы. Нет, этого не может быть. Бенедикт тряхнул головой, отгоняя от себя эти глупые мысли. Ведь она была замужем. Не может быть, чтобы за шесть лет брака муж ни разу не видел ее обнаженной. Возможно, Женевьева действительно замерзла. О, он знал, как ее согреть. И как самому согреться в ее объятиях.

Натянув одеяло до подбородка, Женевьева наблюдала, как Бенедикт медленно сел на кровать и принялся снимать ботинки. Разувшись, повернулся к ней, взглянув угольно-черными глазами, и стал снимать брюки.

Он выпрямился во весь рост, и у нее перехватило дыхание. Еще никогда она не видела его наготу при свете дня. Просто совершенное тело. Широкие плечи, плоский живот, узкие бедра, длинные мускулистые ноги. Даже густые черные волосы на груди не портили его, напротив, украшали, придавая мужественности. Он словно купался в лучах солнечного света, пробивавшегося сквозь окно ее спальни.

Женевьева не могла оторвать от него глаз, переводя взгляд с груди на длинные стройные ноги. Наконец решилась взглянуть на его плоть. У нее перехватило дыхание от этого зрелища. От возбуждения фаллос стал просто огромным. Настолько, что он едва мог поместиться у нее в руке.

Сердце Женевьевы радостно забилось. Она напрасно беспокоилась. Бенедикт действительно испытывает к ней желание. Он очень ласков, бережен и нежен с ней. И не заметил на ее теле никаких изъянов. Почему же все должно измениться? А если так, беспокоиться не о чем.

— Женевьева? — вернул ее к реальности голос Бенедикта.

— Да? — В ее глазах опять появилось выражение ужаса и тревоги. Она избегала смотреть в его прекрасное лицо.