Странно, почему Джошуа Форстер не открыл для нее эту область эротических игр? Как можно было не познакомить юную красавицу-жену с этим неземным наслаждением? Неужели в постели он думал только о собственном удовольствии? Почему другие мужчины, которые, бесспорно, присутствовали в ее жизни, не научили ее этому? Наверное, любовники были столь же эгоистичными в постели, как и покойный муж.

— Возлюбленные должны нарушать все запреты, — проговорил он и опять прижался губами к ее лону.

Женевьева застонала от наслаждения, щеки залила краска стыда.

— Меня не должна смущать ни одна часть вашего тела. Так же как ни одна часть моего тела не должна смущать вас. Вы можете касаться любого участка моего тела. Это не смутит и не обидит меня.

Он прильнул к лону и принялся ласкать его языком. Женевьева дрожала от восторга.

— Каждая часть вашего тела совершенна. Лоно невероятно красиво. Мне хочется любоваться им, ласкать. Оно вызывает у меня невероятное физическое влечение.

Женевьева прикрыла глаза в сладостном изнеможении и полностью отдалась невероятному безграничному наслаждению, которое дарил ей Бенедикт. Раньше она даже не подозревала, что на свете существуют подобные ласки. Она чувствовала сильное смущение, смешанное с радостью и благодарностью к этому мужчине. Чувства вышли из-под контроля. Мысли путались. Она словно уносилась куда-то в неведомые дали.

Она извивалась и стонала. Бенедикт ласкал ее губами, пальцами и языком. Она мечтала, чтобы это никогда не кончалось, жаждала большего. Наконец ее настиг мощный небывалый оргазм. Она билась в сладостных судорогах, совершенно не помня себя. Настоящий водопад страсти. И это только начало. Женевьева откинулась на подушки, совершенно обессиленная. На лбу блестели капли пота, она задыхалась.

— Может быть, теперь вы поласкаете меня, дорогая? — вернул ее к реальности Бенедикт.

Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее с нежностью и любовью. Он был явно рад тому, что доставил ей такое удовольствие.

— Конечно, если вам этого хочется.

— Ваши прикосновения необходимы мне как воздух. Неужели вы в этом сомневаетесь?

Теперь Женевьева совершенно перестала стесняться перед Бенедиктом своей наготы и встала на колени.

— Да, теперь моя очередь доставить вам наслаждение. Ведь вы уже дважды доставили его мне. Я должна отблагодарить вас.

Бенедикт лег, откинувшись на подушки, и широко улыбнулся Женевьеве.

Лицо ее теперь находилось между его раздвинутых ног, а груди с розовыми сосками терлись о его бедра.

— Вы можете касаться и ласкать меня везде, любовь моя.

— Везде? А вам это понравится? — облизнув губы, спросила она.

— Конечно, понравится, — заверил он.

Женевьева взяла в руки увеличившийся от возбуждения фаллос и нежно провела по нему пальцами. А потом Бенедикт почувствовал, что она ласкает его губами. Женевьева взялась за дело с таким рвением, что он пожалел, что дал ей полную свободу действий.

Бенедикт задыхался, чувствуя ее нежные губы на своей плоти. По всему телу растекалось сладостное тепло. Женевьева находила в себе силы сладострастно стонать. Такое ощущение, что она в эти минуты получала не меньшее удовольствие, чем он.

— Хватит, перестаньте, любовь моя, — взмолился Бенедикт и мягко отстранил ее от себя.

Если бы он этого не сделал, то спустя секунду пришло бы удовлетворение, а он хотел продлить удовольствие.

— Вам не нравится то, что я делаю? — нахмурившись, жалобно спросила Женевьева.

— Нет, вы все делаете очень хорошо. Но я почувствовал, что настало время войти в ваше лоно. — С этими словами он нежно, но настойчиво уложил ее на кровать. — Я хочу, чтобы в момент моего удовлетворения моя плоть была внутри вашего лона, — задыхаясь, проговорил Бенедикт. — Раздвиньте ноги, Женевьева, пожалуйста.

Но она не могла даже шевельнуться, лежала, плотно сомкнув ноги.

Все ее страхи и тягостные мысли вернулись вновь. В мгновение ока она забыла о недавнем удовольствии и с ужасом думала о болезненном вторжении в свое тело. От страха кружилась голова, мысли путались. В груди все похолодело от ужаса.

Почему она решила, что он не сделает ей больно во время их непосредственной близости, как это было с Джошуа? Почему полагала, что их близость принесет ей удовольствие и радость? Ей вспомнилась нечеловеческая боль, которую она испытала во время первой брачной ночи с мужем. Ни за что на свете она не должна позволить Бенедикту причинить ей боль. Ни за что на свете!

Взглянув на Женевьеву, Бенедикт заметил ее ужас. Она страшно побледнела. Но чего она так испугалась? Неужели боится его? Почему? Ведь он не сделал ей ничего плохого. Может быть, во время любовных игр Бенедикт сказал или сделал что-то, напугавшее Женевьеву?

— Женевьева, — озадаченно глядя на нее, сказал Бенедикт, — что случилось? С вами все в порядке?

Она нервно облизнула губы.

— Не обращайте внимания. Со мной все в порядке. Делайте все, что хотите, Бенедикт. Я понимаю, вам это необходимо, — дрожащим голосом лепетала она.

— А что, по вашему мнению, я собираюсь сделать? — задыхаясь, спросил он.

— Я думаю, вы… собираетесь войти в меня. Вам необходимо это сделать, и вы не сможете побороть свое желание.

— Неужели вы думаете, что я настолько дикий и необузданный, что не смогу побороть сексуальное желание? Конечно же я не прочь заняться с вами любовью. Но не стану делать ничего без вашего согласия. Если я и займусь этим, то в первую очередь подумаю о вашем наслаждении, а не об удовлетворении собственных потребностей. Вообще-то все это время я был нежен и ласков с вами. Почему же вы решили, что я на такое способен?

С Женевьевой что-то не так. Бенедикт пока не понимал, в чем дело, но был абсолютно уверен, у нее есть какая-то тайна, мешающая в полной мере наслаждаться близостью с мужчиной. Он ошибся, решив, что она жизнерадостная и легкомысленная женщина, ищущая развлечений. Ее слова о том, что она мечтает о «легком любовном приключении», ложь. Теперь он был в этом абсолютно уверен. Близость с мужчиной пугала ее. Во взгляде небесно-голубых глаз читался неподдельный ужас.

— Простите. Я не хотела вас обижать, — смутилась она.

— И тем не менее обидели, — нахмурился он.

— И рассердила, — добавила Женевьева. Глаза ее наполнились слезами.

Да, Бенедикт действительно был рассержен. Но сердился не на Женевьеву, а на кого-то другого. На кого именно, он пока не знал.

Но одно знал точно — ни за что на свете он не станет заниматься любовью с женщиной, которая по каким-то причинам боится этого как огня. Он почувствовал страшное разочарование, возбуждение, еще минуту назад столь сильное, вдруг совершенно прошло.

Бенедикт в изнеможении повалился на кровать, пытаясь понять, в чем причина такой перемены с Женевьевой. Голова кружилась, и ему с большим трудом удалось собраться с мыслями. Еще несколько минут назад она была весела и жизнерадостна, полна желания и страсти. Ей нравились их любовные игры. Что произошло потом? Может быть, ее смутили неведомые ей ласки, которым ее почему-то не научил покойный муж. Конечно, Бенедикту льстило, что до него Женевьева ни с кем этим не занималась. Но ее мог смутить его напор.