Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснуться. Проснуться. Кошмар должен закончиться.
- Она испорчена лесной мерзостью, – схаркнули рядом с Катей. – Оседлаешь её, так она тебе х…р оторвет.
- Так зачем она нам вся?
Длинный кривой нож вытаскивали из ножен, как немой смертный приговор. С ней собирались разделаться, как разделались с Лафо… Эфо не проснется… его сдерживала цепь…
Реальность смердела. Реальность въедалась в кожу. Реальность оставляла рубцы на памяти. Реальность оглушала и приносила боль. И четкое осознание, что смерть близка и что Катя оказалась не тем героем, который выживал в конце. Один раз её уже убивали. И вот смерть снова стучалась в двери. Беспощадно и свирепо вгрызалась, напоминая о близости. Катя сама её пригласила. Играла и не принимала всерьёз. Ей казалось, что с ней ничего страшного никогда не произойдет, что она особенная и беда пройдет её стороной… не прошла…
- Я хочу жить, – заплакала Катя, не в силах оторвать взгляд от блестящего лезвия.
Раздался смех, а затем нож вонзился в грудь. Вспышка боли ослепила. Каждая частичка тела отчаянно цеплялась за жизнь, но она утекала вместе с теплой кровью и судорожным дыханием. Охотники хохотали, пока она умирала на грязном снегу.
Сон не кончался, даже когда нож вонзился в её тело повторно.
- Вот же живучая сука!
- Хранителя бей. Она не сдохнет, пока он живой.
- Так даже веселее!
- Хватить забавляться! Поторопись и убей её!
Удар, еще удар. Крик Петра Ивановича. Обезумевшее от боли сознание лишь мельком уловило, как прадедушку повалили на снег и проткнули как коллекционную бабочку мечом.
На улицу выволокли спящего рыжего хранителя.
- Олес! – позвала Катя мальчика голосом Эфо.
- Бей суку! Добивай! Руби её!
Перестали чувствоваться руки и ноги, но умирающий хранитель продолжал тянуться к еще живому мальчику.
- Дедушка? – пробудился юный хранитель и сонно потер веко, еще не видя всего ужаса, что творилось вокруг.
- Держи его!
- Нет! – осознав опасность, мальчик попытался сбежать.
Сонное тело подвело молодого хранителя – он повалился лицом в снег под хохот охотников. Подростка растянули цепями за руки и ноги. Первым делом ему оторвали крылья…
«Я не хочу этого видеть…»
***
Катя проснулась в холодном поту и коснулась груди, куда вонзился нож. Невидимые порезы жгли и болели, неприятно шевелился Эфо. Ему тоже сон не пришелся по вкусу, но одного сна оказалось недостаточно, чтобы пробудить его от спячки. Кошмар или же очередная альтернативная реальность, где ей показали, чем могла закончиться её безумная затея?
Ноги и руки казались ватными. Катя никак не могла избавиться от увиденной реальности. От запаха. Даже когда она находила мертвых хранителей, запах смерти не был настолько силён.
- Что же мне делать?! – непроизвольно заплакала Катя. – Дай ответ…
Но ответа она не услышала, лишь завывание ветра за окном.
Собравшись с духом, Катя зажгла свечу и спустилась вниз, где на печи спал и грел кости прадедушка. Она с виноватой миной потормошила его. Пётр Иванович резко проснулся и закрылся рукой от света свечи. Увидев с спросонья заплаканное лицо правнучки, он не шутку перепугался.
- Что случилось, Варенька? – с необычайной резвостью спрыгнул прадедушка с печи. – Что произошло? Обидел кто? Болит что?
- Я видела сон, – призналась Катя, утирая слёзы. – Я виновата, прости. Я не знаю, что мне делать и как их остановить. Я думала, что помогаю, но сделала только хуже. Они идут сюда… они убьют Лафо…
Она ожидала, что он будет её переубеждать и уговаривать забыть, что не стоит верить снам, но Пётр Иванович повел себя не как здравомыслящий человек:
- Ты видела, откуда они придут и когда? – он крепко обхватил правнучку за плечо.
- Нет, – всхлипнула Катя. – Я видела только то, что они сделают… было больно, как на самом деле, – она снова коснулась грудной клетки, ощутив боль от удара ножа.
- Погоду помнишь?
Катя посмотрела в окно.
- Была такая, как сейчас…
- Идём!
Едва накинув на плечи тёплое пальто, а на правнучку шубу, он запалил фонарь и, невзирая на пургу, приблизился к дереву, где спала хранительница.
- Ты уверена в своих словах? – повернулся к ней прадедушка.
- Д-д-да.
- Хорошо, – он коснулся руками ствола и зашептал: – Я к лесу взываю, совета прошу.
Весь ствол засветился, а затем пришёл в движение, обнажая спящую внутри хранительницу. Чтобы полностью пробудиться ей потребовалось больше десяти минут, которые Кате казались часами. За это время их десятки раз могли всех поубивать. И даже после пробуждения необычайно вялая Лафо шевелилась с заторможенностью.
Пётр Иванович терпеливо ждал, когда она разомнет крылья и проснется.
- Я не чувствую угрозы, зачем ты меня пробудил? – с укоризной спросила Лафо.
- Внученьке приснился сон…
- Ты пробудил меня из-за сна девчонки?! – в голосе хранительницы прозвучал гнев. – Пётр, я до сих пор была к тебе милосердна, но могу стребовать ту цену, что вы мне никогда не платили!
- Но я видела… - попыталась вмешаться Катя.
- Мне плевать, что ты видела! – закричала Лафо, перебивая её. – Ты видела то, что показал тебе мой отец! Я не собираюсь выслушивать бредни! Будить меня среди зимы…
Катя не дослушала, так как провалилась в очередное видение.
***
Эфо шел впереди, спускаясь по старинной каменной лестнице. Шедшая следом Катя поежилась, обнимая себя руками и крыльями, как плащом. Каменные идолы и статуи навевали жуткое впечатление, нос щекотало запахом одного из священных цветков.
- Похоже на склеп, – проговорила она, спустившись вслед за Эфо в подвал с горящими красными кристаллами.
Муж как раз зажигал веточку сушеных листьев и ставил их в поминальную чашу.
- Это и есть семейный склеп, – отозвался он, складывая руки в местном молитвенном жесте: кулак, прислоненный к раскрытой ладони.
- И кто здесь покоиться? – вздрогнула Катя, встав по правую руку от Эфо.
- Лафо – моя младшая дочь, – ответил он, продолжая смотреть на тлеющие веточки. – Она выбрала людей, состарилась и умерла в кругу людской семьи. Иногда сюда спускаются её потомки.
- И они знают, что она была твоей дочерью?
- Да, они специально подчеркивают родство со мной. У них на гербе моя колючая лоза. Их род считается одним из самых сильных среди людского племени именно за счёт моей крови.
- Как