Зато утром он приполз практически на рогах: здрасть…

– Что, был со своей проституткой? – поинтересовалась я между прочим, переодеваясь в домашнее, поскольку сама только что пришла, свезя Малыша в детский сад, и осознавая, что работать сегодня уже не смогу.

– Вообще-то, я был с другом, – заносчиво уточнил он.

Начал что-то плести. Философия. Разглагольствования.

Всегдашнее занудство, только на этот раз – заплетающимся языком. Я терпела. Всю жизнь терпела, и теперь старалась держаться. Меня раздирало, но я себя контролировала. Что возьмешь с пьяного? Покончив с переодеванием, я вдруг увидала, что эта пьяная скотина прямо в уличной одежде, отертой незнамо где, нацелился в спальню. Я встала на пути. Он норовил оттолкнуть. Я стояла принципиально. Он меня оскорбил. Я ответила.

И тут он кинулся меня душить.

Я чувствовала его пальцы на своем горле, я видела налитые кровью глаза, и если хоть что-то в этот момент соображала, так только одно: все происходит всерьез. Минувшая жизнь не неслась предо мною, нет. Одно бесконечное здесь и сейчас длилось и длилось. Я неуклонно приближалась к потере сознания.

И я вонзила в его морду ногти.

А он врезал мне по лицу. Как ужалил. Несколько раз.

Отшатнулся… Я жадно глотала воздух… Он смердел перегаром даже на расстоянии… Горло саднело… Он немного еще поглазел, качнулся вбок, обогнул место схватки, прошел в спальню и рухнул мешком на кровать.

Было больно и душно. До тошноты. Никогда еще не чувствовала себя так отвратительно. Ничего-ничего, раз жива, значит, выживу. Я живучая. Но меня колотило от одной только мысли: он посмел поднять на меня руку!.. На жену, на мать его собственного ребенка, да что там – просто на женщину! И он еще называл себя настоящим мужчиной? Нет. Нет. Я ему не прощу. Что угодно, только не это. Потому что такое нельзя прощать никогда.

Страх исчез. Я решительно двинула в спальню, чтобы заявить ему о своем проклятье.

Завалившись в одежде на чистейшую нашу постель, он размеренно, безмятежно сопел во сне.

Во мне забурлило холодное бешенство. Его спина бросала вызов, дразнила. Ничего не стоило отлучиться на кухню, чтобы тут же вернувшись, застать эту наглую самоуверенность неизменной. Подойти, едва сдерживая ненависть… Поднять руку – нет, обе руки, с двойной силой, чтоб уж наверняка… Намертво зажать вспотевшую рукоятку – и с размаху всадить в него нож.

Эту фантазию я с содроганием отложила. Ребенок. Кто его вырастит, если меня посадят в тюрьму? Очертив головокружительную петлю, мысль вернулась к исходной точке. Должен быть еще вариант. Не может не быть.

Я отыскала сотовый и вышла в подъезд.

Герман слушал тактично. Когда мой рассказ дошел до удушья, он не выдержал:

– Да я собственными руками его порву!

– Не надо. Руками не надо. – Я взяла эмоции под контроль. – Лучше придумай, как сделать так, чтоб эта тварь из моей жизни исчезла.

Я собрала Малыша и отправилась к маме.

Ребенка необходимо куда-то девать. Удачное совпадение: каждое лето мы его отвозили к бабушке с дедушкой. В этот раз я пилила на «Поло» как мать-одиночка.

Погода стояла – микроволновка плюс гриль. Машина с кондиционером мне по статусу не полагалась. Я приспустила стекло. Ветер жег. Периодически окатывало дымом от фур. Чихание, кашель, нытье Малыша. Музыка. Оглушенность. Полубредовое практически забытье.

У мамы все было благополучно. Сестрица окончила минимальную среднюю школу. К осени собиралась определиться с колледжем. То есть, по-старому с ПТУ. А пока пропадала на речке с парнями. Что, скорее, неплохо. Здоровое, как-никак, начало. Отчим тоже, скорее, радовал, нежели огорчал. Пить он не бросил, об идее «закодироваться» отзывался скептически. Но благодаря моему участию в тайном сговоре с мамой, в запои уже не впадал. Чуть выпьет – и спать. С утра на работу. «Релаксам» свое дело делал.

В относительной этой идиллии я надеялась отрешиться. Не получалось. Привезенные мысли тянули обратно, выкручивая мозговые извилины. Сладкий… Не прощу… Настоящий мужчина… Подлец… Что теперь делать?.. Злая фантазия прорабатывала варианты.

Вариант один. Уничтожить… Надо подумать.

Вариант два. Хорошенечко проучить… Надо подумать.

Вариант три. Уничтожить его потаскуху… Надо подумать.

Хотя, из второго и третьего следовала теоретическая возможность нашего с ним примирения. Еще чего! Нет. Нет. Ни за что. Никогда!

С другой стороны, если подумать совсем без эмоций, из каждого варианта могла получиться неприятность для Германа. Вдруг что-то пойдет не так и в результате выльется в криминал? Своими проблемами я фактически его подставляю.

А в один из дней в воспаленном сознании всплыл еще вариант. Альтернативный. Или компромиссный? Даже не знаю.

Я вышла на речку. На старый мой школьный пляж. Собственно, это был не пляж, а так, отдаленное гладкое место, где мы еще девчонками, с парнями, конечно, валяли дурака два-три последних года все более последних летних школьных каникул. От ближайшей дороги место отделяли лес и бурьян. По над рекой нависали заросли ивняка. Среди непролазности имелась полянка, укромная, поросшая дерном, который у самой воды обрывался в чистейший песочек заводи.

Как я и ожидала, здесь не было никого. Имелась только серая плешь костровища. Давно, впрочем, умершего, судя по бутылкам с линялыми этикетками да консервным банкам, проржавленными в труху.

Я разделась. Вошла в воду, поплавала. Потом растянулась на травке позагорать. Солнце ласкало. Мне стало уютно и нежно. Я самую малость себя погладила. Немножко потрогала. Мысли расплавились и поплыли в мечту.

Пригрезилось, будто Герман и Сладкий знакомы. Они друзья. Ходят друг к другу в гости. Иногда выпивают. Шутят, смеются. Похлопывают по плечам. И оба одновременно меня любят. Жизнь празднична и легка. Гармонична. Никакого конфликта. Никого не нужно уничтожать…

Я вдруг очнулась. Рывком села, оглядываясь. Бурьян стоял недвижим. Река текла с монотонной беззвучной ленью. Насекомые заливались скрежетом.

Что со мной? Похоже, что-то пригрезилось. Ну и фантазия у меня.

Потому что, если это не фантазия, значит, я просто схожу с ума.

ЛЕВ в конфликте воистину страшен. Чувство опасности у него редуцировано. При малейшем намеке, что кто-то посмел покуситься на его царствование, он бросается в бой с душераздирающим рыком.

Его сила – открытость, вера и правда. Все темное и скрытное Лев считает недостойной рыцаря подлостью. Старается жить по соседству с огнем, горячими точками, военными катаклизмами. Если ничего такого явно не наблюдается, не прочь сам инициировать обострение.

Солнечный знак, он будет пылать в любом положении. В случае проигрыша у Льва могут проявиться злобливость, обидчивость, капризность, чрезмерная гордость, упрямое своеволие, неистовая агрессивность, тираническое самодурство – вплоть до комплекса Наполеона с мечтой о реванше и маниакальной мстительностью.