Хозяин дома тоже начал прощаться, взяв с меня обещание, чтоя останусь в Мэй-Фейр столько, сколько пожелаю. Напоследок я выпил еще немноговина, решив про себя, что на этом и закончу, так как голова начинала кружиться.

Не помню, каким образом я вдруг оказался на полутемнойтеррасе, рядом с красавицей Шарлоттой. Как потом выяснилось, она привела менясюда, чтобы дать возможность полюбоваться садом, неярко освещенным разноцветнымифонарями. Мы опустились на деревянную скамью.

Несмотря на то что я взмолился больше не наливатьмне, – сам не понимаю, как это я умудрился столько выпить, – Шарлоттаи слышать ничего не захотела:

– Это лучшее мое вино, я привезла его из дому.

Из вежливости пришлось согласиться. Чувствуя, что пьянею всесильнее, и желая прояснить голову, я поднялся со скамьи и, покрепче ухватившисьза деревянные перила, глянул вниз. Казалось, ночь полна темных призраков:какие-то тени – наверное, рабы – сновали по саду. Проходившая мимо пышнотелаязагорелая красотка одарила меня улыбкой. Голос Шарлотты доносился до менясловно сквозь сон:

– Итак, красавец Петир, что еще вы хотите мне сказать?«Почему она так странно ко мне обращается? – подумал я. – Ведьнаверняка ей известно, что я ее отец».

Хотя, с другой стороны, вполне вероятно, что она этого и незнала. Что ж, как бы то ни было, я должен хотя бы попытаться все объяснить.Неужели она не понимает, что этот дух никак нельзя назвать обычным привидением?Ведь существо, которое способно завладеть телом старика и полностью подчинитьего своей воле, на самом деле черпает свою силу от нее, и в то же время, неровен час, может повернуться против нее… Однако Шарлотта не пожелала меняслушать.

Взглянув в сторону ярко освещенного обеденного зала, яувидел, как мальчишки-рабы в блестящих голубых атласных ливреях наводят тампорядок. Вытирая сиденья кресел и подбирая упавшие салфетки, они играли ибесились как чертенята, не подозревая, что я наблюдаю за их развлечениями.

Я обернулся к Шарлотте и столкнулся с холодным немигающимвзглядом красивых глаз. А еще заметил, что она распустила волосы и, словнокабацкая девка, низко обнажила великолепные белые плечи и грудь. Я не моготвести глаз от представшей передо мной картины, хотя отлично сознавал, чтоотец не имеет права так смотреть на собственную дочь – это было явным грехом.

– Вы переоцениваете свои знания, – заговорила она,продолжая прерванный разговор, суть которого уже выпала из моего смятенногосознания. – Но ведь, по словам матери, вы все равно что священник –знакомы только с законами и теориями. С чего это, скажите на милость, вы взяли,что духи есть зло?

– Вы меня не поняли. Речь не о том, что духи несут зло,а о том, что они опасны. О том, что они враждебны к людям и совершеннонеуправляемы. Я не называю их порождением ада, поскольку не знаю, так ли это.

Язык отказывался мне подчиняться, тем не менее я постаралсяобъяснить Шарлотте, что, согласно учению католической церкви, все «неизвестное»обладает демонической природой, – в этом-то и заключается основное ипринципиальное различие между церковью и Таламаской, много лет тому назадпослужившее причиной основания нашего ордена.

Мальчишки по-прежнему носились по залу, прыгали, кружились,то появляясь в поле моего зрения, то исчезая в глубине зала. Голова моя быласловно в тумане.

– А почему вы не допускаете мысли, что я доскональноизучила этого духа и вполне могу им управлять? – спросила Шарлотта. –Неужели вы и в самом деле полагаете, что моя мать не держала его в своем подчинении?Неужели вы не понимаете, что со времен Сюзанны кое-что существенно изменилось?

– Да все я понимаю. Я ведь видел старика.

Мысли путались, я не мог найти подходящих слов, авоспоминания об увиденном в обеденном зале мешали рассуждать логически. Отчаяннохотелось выпить, однако я удержался – будет только хуже.

Слава Богу, Шарлотта взяла у меня из рук бокал. Казалось,она пришла к какому-то решению.

– Моя мать не знала, что стоило ей только повелеть, иЛэшер вселится в кого угодно, хотя любой священник мог бы ей рассказать пролюдей, одержимых дьяволом; впрочем, в тех случаях вторжение в чужую душу неприносило пользы.

– О какой пользе вы говорите?!

– Всем им приходится в конце концов покидать новое тело– как бы ни старались, они не могут стать этим человеком. Ах, если бы толькоЛэшер мог превратиться в старика…

Я пришел в ужас от услышанного, однако Шарлотту, похоже, этолишь позабавило – по ее губам пробежала улыбка.

– И все-таки, что вы считали необходимым передатьмне? – жестом указав на место рядом с собой, вернулась она кпервоначальной теме разговора.

– Я хотел предупредить, попросить вас отказаться отэтого существа, отдалиться от него и не строить свою жизнь, рассчитывая на егосилу, о которой нам ничего не известно. Вы не должны учить его. Ведь он ипонятия не имел о возможности завладеть душой человека – именно вы научили егоэтому искусству. Разве я не прав?

Шарлотту промолчала и словно задумалась.

– Значит, вы просвещаете демона, чтобы он служил вашимцелям?! – продолжал я. – Сюзанна, будь она в состоянии прочестьдемонологию, которую ей показал инквизитор, сумела бы наслать демона начеловека. Равно как и Дебора, уделяй она больше внимания книгам. Нет, этазадача досталась вам, и то, что задумал инквизитор, осуществилось лишь втретьем поколении! Чему еще вы хотите обучить существо, уже способноевторгаться в души людей, вызывать бурю и превращаться в неотразимо прекрасногопризрака в открытом поле?

– Что вы имеете в виду? Какой еще призрак? –заинтересовалась Шарлотта.

Я рассказал ей о том, что видел в деревне Доннелейт, –о полупрозрачной человеческой фигуре среди древних камней, которая – ив этом уменя не было ни малейших сомнений – не имела ничего общего с реальностью.Впервые за все время нашего общения Шарлотта проявила такое внимание к моимсловам.

– Вы видели его? – недоверчиво переспросила она.

– Да, конечно, видел, и Дебора тоже.

– А вот передо мной он никогда в таком виде непоявлялся… – едва слышно прошептала Шарлотта и – уже громче – решительнозаявила: – Но тут какая-то ошибка: простушка Сюзанна считала его чернымчеловеком – дьяволом, как его называли, – именно в таком обличье она его ивидела.

– Но в его внешности не было ничего ужасного –напротив, он выглядел скорее красивым.

Шарлотта в ответ лишь озорно рассмеялась, и глаза еенеожиданно вспыхнули живым огнем.