Проводник кивнул и поднялся по решетчатым ступенькам.

— Ну что ж, пора прощаться, графинюшка, — пробормотала Соня, снимая милую шляпку. — Однако, думаю, не навсегда… нам еще немало предстоит с тобой постранствовать.

Каблучки модных туфель, цокавшие по камням перрона, смолкли — перрон остался позади, теперь под ногами Сони была только насыпь. И тут раздался паровозный гудок — поезд дрогнул и медленно стал удаляться.

— Ах, — улыбаясь, пробормотала Соня, — какая неприятность. Я отстала от поезда.

Поезд удалялся все быстрее. Соня прошлась по насыпи и подняла забрызганный шампанским саквояж — незадолго до остановки поезда он каким-то неведомым образом выпал из окна купе.

— Однако же, если я отстала от поезда, следует хотя бы домой вернуться…

И Соня пошла к станции.

Финал этой истории она узнала уже дома, из вечерних газет. «Одесские ведомости» в рубрике «Происшествия» писали о том, какие ужасы творятся в поезде, следующем из Одессы в Нижний Новгород. Инженер И. был ограблен, а его спутница по купе вообще исчезла — остался только ее портплед с дорожными принадлежностями и платьем.

«Перепуганный пассажир И., повествуя нашему корреспонденту об этом происшествии, от ужаса едва мог говорить. Его не так страшило то, что он остался без почти ста тысяч казенных денег, выделенных для приобретения сырья, сколько таинственное исчезновение соседки по купе. «Она словно растворилась в воздухе… Я отвлекся только на миг, затем обернулся, чтобы предложить глоток вина, — но ее уже не было. Карандаш еще хранил тепло ее пальцев, портплед был раскрыт, словно она собиралась что-то вынуть… Но ее уже не было. Должно быть, это не поездные воры, а разбойники, охотившиеся именно за графиней, — иначе отчего оказался разбит один бокал?» Господин И. буквально умолял полицию сию же минуту броситься по следу похитителей в надежде, что графиня еще жива…»

— Отвлекся на миг, — расхохоталась Соня. — Вишь ты, радетель какой… Спал он, как сурок, спал да храпел.

Моше погладил супругу по плечу.

— Ты слишком сурова к нему, детка. Смотри, как убивается господин инженер, утративши прекрасную спутницу.

Соня в ответ только улыбнулась.

— Вовсе нет. Мерзкий тип, отвратительный, ни на что не годный. Хотя… Знаешь, Моше, я разгадала загадку, которая меня мучила все время. Теперь я знаю, как следует поступить…

* * *

— До определенного времени мне, доктору Ленцу, казалось, что Золотая Ручка, притча во языцех всей Одессы, — фигура совершенно мифическая. А все жертвы ее афер, эти купцы, спекулянты, генералы, ювелиры, — на мой профессиональный взгляд, — что-то вроде героев комедии Мольера, не более чем декорации театра или даже просто плоды тех же глупых слухов. Даже когда я сам попался на ее удочку, я совершенно этого не понял. Ведь генеральский особняк мне продала миловидная графиня Тимрод, собиравшаяся надолго покинуть отчизну и потому распродававшая все, что ей казалось ненужным. Более того, я продолжал так считать до того самого момента, пока сам не попал в ее сети. Самое, друг мой, в этой истории унизительное именно то, что я стал не просто жертвой, а инструментом. Едва с ума не сошел. К счастью, отделался только легким испугом.

— Но что же произошло, доктор? — Его собеседник, весьма немолодой, но чрезвычайно уважаемый в городе негоциант, был единственным, кто не обращался к врачу за помощью. И потому был почти его приятелем.

— Это долгая история. — Чуть нетрезвый доктор отставил бокал. — И совершенно не смешная.

— Помилуйте, я не о смехе нынче. Дивлюсь я, что же такого могло произойти, чтобы вы, уважаемый в городе врач, величайший, без лести, ученый, известнейшее лицо в империи, едва не сошли, по вашим же словам, с ума?

— Извольте-с, я расскажу. Строго приватно, между нами…

Собеседник молча кивнул — доктор знал, что уж на его-то молчание можно полагаться полностью.

— Июль только начинался. Как-то утром, я едва вошел в кабинет… Следом за мной буквально влетела чрезвычайно взволнованная дама средних лет. Это была баронесса фон Мель — ее беспокоило состояние супруга. Баронесса мне рассказала, что он не так давно стал жертвой аферы или, быть может, вложил деньги неправильным образом. Баронесса тут не была уверена. Как бы то ни было, барон мучился всю весну, нервические припадки становились все чаще и тяжелее. В бреду барон порывался куда-то бежать, рассказывал об открытых им бриллиантовых россыпях, драгоценностях, которыми были забиты его хранилища, о деньгах, которые вот-вот польются в сейфы золотой рекой. Я и решил, что передо мной яркий пример бредового расстройства с возможными галлюцинациями. Да и кто бы не решил, согласитесь, сударь?

Собеседник только пару раз кивнул. Что такое нервический припадок, он представлял плохо, однако, если бы у него случилась подобная беда в делах, он бы тоже, вероятно, немало нервничал. А там уж и в самом деле до припадка с бредом недалеко.

— Баронесса рассказывала, что совсем недавно фон Мель набросился на малознакомого человека с требованием вернуть утраченные сокровища. Да так, что городовых на помощь позвали.

— Однако же…

— Да-с. Баронесса рыдала, платочек комкала, все просила о помощи. Согласитесь — грех был бы не помочь… Да и случай преинтереснейший. Я тогда и согласился, каюсь, больше не из человеколюбия, а из научного любопытства. Однако рассказать об этом теперь уже не могу никому. Да и стыдно-с…

— Согласен, не помочь просто невозможно.

— Баронесса обрадовалась моему согласию. Мы сразу же уговорились, что барона следует мне показать, но так, чтобы он ни о чем не догадался. Ну, к примеру, пусть это будет приглашение на чай… Или встреча якобы в семейном кругу — дескать, наши жены стали приятельствовать и теперь захотели мужей познакомить. Мне такая история показалась не совсем правдоподобной. Однако же не я должен был объясняться с бароном. А далее баронесса просила, чтобы я, при малейшем же подозрении на помраченное состояние рассудка, сразу положил бы барона в лечебницу. Всему городу, да уже и, почитай, всей империи известна прогрессивная швейцарская метода с нервно-успокаивающими душами, которую я практикую в своей клинике. Я запросил обычную плату — сто восемьдесят рублей…

— Однако же…

— Увы, здоровье стоит недешево. Сто восемьдесят рублей в месяц с полным пансионом, водолечением и ежедневным обходом… Обычная практика, поверьте.

Собеседник кивнул. К счастью, об обычной, да и необычной, практике в сфере психиатрии он имел весьма слабое представление. Ему вполне хватило слов доктора Ленца. А вот история, которую с видимой неохотой рассказывал доктор, интересовала его все больше и больше.

— Я запросил сто восемьдесят, но баронесса отдала мне триста рублей. Просила и об особом уходе, и о том, чтобы, несмотря ни на какие уговоры барона, из клиники его не выпустили раньше, чем через месяц.

— Позвольте-с? Насильно удерживать? Разве это законно?