– Помните, Тесс, вы принесли мне фотографии отца и пытались их «прочесть»?

Это было полгода назад. Я тогда много думала об отце, раз за разом перебирала старые семейные фотографии и пыталась разгадать, что в них скрыто. Мне было очень нужно понять этого человека – такого неуловимо-скрытного, ускользающего от всех, включая собственную семью; человека, чью суть никто из нас так и не сумел постичь.

– Тогда изучение фотографий поглотило вас. По-моему, вы перенесли тот интерес на эту фотографию. Впрочем, давайте вернемся к вашему отцу: помните, какой снимок зацепил вас больше всего?

Разве можно забыть? Я сфотографировала папу утром, после его возвращения из тюрьмы. Он отсидел четыре года за мошенничество. Он вернулся, поздно вечером, тепло с нами поздоровался, крепко меня обнял, поцеловал – один раз в лоб и множество раз в волосы. На следующее утро я зашла в родительскую комнату с фотоаппаратом – хотела сделать сюрприз. Он, сгорбившись, сидел на своей стороне супружеской кровати – в серой футболке, протертой у ворота, и остекленевшим взглядом смотрел в пол. Не знаю, зачем я сделала тот снимок. Скорее всего, без всякой задней мысли. Даже сейчас та фотография вызывает у меня слезы: такая безнадежность и тоска в папином облике.

Я описываю тот снимок и свою реакцию на него. Доктор Мод кивает.

– Грустный снимок, да. Но, возможно, несколько по иной причине. К примеру, он только-только проснулся и просто пытался согнать сонливость. Или думал о том, как хорошо дома. Самое главное в другом: тем утром вы увидели его без маски; он не успел закрыться, не успел изобразить обычную для всех аферистов улыбку. На его лице не было нарочитого дружелюбия, притворного обаяния. Это фотография неудачника, просидевшего четыре года в тюрьме. Вот что вызывает слезы у вас на глазах. И, когда вы смотрите на нее сейчас, просыпаются ваши прежние ощущения. Такова сила образа.

Доктор Мод снова берет в руки фотографию из Люцерна.

– Вы перечислили все интерпретации, которые существуют в исследовательской литературе. Лу – управляет мужчинами, или мужчины, ведут ее в будущее. Это шутка, или это демонстрация нестабильности в их треугольнике, предзнаменование краха. И так далее. Ну, что сказать? Как и Лу, я последовательница Фрейда, поэтому дам интерпретацию с точки зрения его теорий. Эти трое зашли в фотоателье, желая запечатлеть важное событие. Позволяя запрячь себя в упряжку, мужчины показывают, что отдают свое либидо в руки Лу. Кнут, который она держит, символичен: она навязывает им собственное представление о целомудрии, направляет их фаллическую мощь в русло более тонких интеллектуальных материй. Вот как я все это вижу.

– С ума сойти! – говорю я. – Такой анализ мне еще не попадался.

– Можно без конца спорить о значении этого образа, но каждый видит в нем свое. Как сделанный вами в детстве снимок имеет для вас особенное значение, так и фотография из Люцерна имела особенное значение для Шанталь. Неважно, как я – или любой другой – трактуем скрытую в ней символику. Вам важно только то, что об этом думала Шанталь. Если вы собираетесь воплотить ее образ, то придется в этом разобраться.

* * *

В спортивном зале я, как мы договорились, сообщаю Курту, что пришла.

– Попрыгай на скакалке, поработай с грушей, передохни и готовься к спаррингу. Сегодня – с Роситой. Она устроит тебе хорошую встряску. – Курт улыбается. – Ну, чего ты ждешь?

– Я видела, как дерется Росита. Не думаю, что готова к спаррингу с ней.

– Если тренер говорит, что готова, значит, готова. – И вкрадчиво добавляет: – Ты говоришь, что хочешь научиться драться всерьез. Единственный способ – вступить в бой. В спарринге с Роситой ты поймешь вкус настоящей схватки. А потом решай: берешься за тренировки по-взрослому или и дальше занимаешься чисто для себя.

Если тренер считает, готова, значит, готова, твержу я, хорошенько разминаясь. Пятиминутная передышка; я перед зеркалом засовываю в рот капу, надеваю шлем, – и иду к рингу.

Росита уже ждет. Она ниже меня и куда мускулистее. Сквозь майку проступают налитые мышцы. У нее небритые подмышки и треугольное лицо – такие часто бывают у мексиканок с преобладанием индейской крови.

Когда я подхожу, Курт что-то ей шепчет. Я не слышу, что, но понимаю, что обо мне. Она смотрит на меня, слушает тренера и кивает. Захожу в ринг. Ее взгляд будто говорит: «Сейчас получишь, сучка!»

Мы кружим по рингу. Она не отводит от меня взгляда. Кошусь на Курта: он внимательно следит за нами. Росита делает удар рукой, я отскакиваю. Она скалится, затем проводит серию ударов локтем и стопой.

Я изо всех сил стараюсь блокировать, однако несколько ударов все же пропускаю. Один очень болезненный. Я опять отступаю. Два месяца назад в этом зале Шанталь сказала мне: боль – часть процесса, нужно игнорировать ее и контратаковать.

Я стараюсь пробиться сквозь блоки Роситы, но та только ухмыляется. Она гораздо быстрее меня, и даже во время моих попыток контратаки – безрезультатных попыток – она успевает наносить ответные удары.

– Давай, Тесс! – вопит Курт. – Прямой дальней! Прямой дальней! Джеб – кросс!

Я пытаюсь следовать его командам – бесполезно! Мои удары просто приходятся в пустоту. А если я все-таки попадаю, Росита презрительно фыркает. Она наклоняет корпус, скользит вперед и назад, меняя дистанцию, а затем снова бросается ко мне, словно желая сказать: «Ну, давай, сука! Еще разок!»

Наконец, я пропускаю сильный удар в солнечное сплетение и сгибаюсь от боли.

Курт кричит:

– Всё, девочки, всё! Брейк!

Росита немедленно опускает кулаки и отступает. Улыбается – впервые дружелюбно.

– Хороший бой. – Она поворачивается и уходит с ринга.

– Нужно учиться блокировать удары, – говорит мне Курт. – В следующий раз будем отрабатывать защиту.

Переодевшись после душа я снова подхожу к нему.

– Это было слишком. Почему ты поставил меня с ней?

– Бой с сильным противником – это всегда хорошо. Дисциплинирует.

Он пристально смотрит на меня, я на него.

Я знаю твою тайну, сенсей. Ты хочешь, чтобы все считали тебя альфа-лидером, а сам был в подчинении у Шанталь. Боишься, что это всплывет? Может быть…

– Почему ты поставил меня с Мари? – спрашиваю я.

Он явно удивлен вопросом.

– О!.. По ее просьбе.

– Мари хотела встать в спарринг со мной? Ты уверен?

– Она сказала, что узнала тебя, видела в какой-то постановке. Хотела познакомиться поближе. – Курт фыркает. – Сказала, что ты горячая штучка.

– Горячая штучка? Ты хочешь сказать, я ее чем-то привлекла?

Курт пожимает плечами. Он совершенно очевидно не желает это обсуждать. Нужно сказать Скарпачи, пусть все-таки не упускает его из виду.

– Сегодня все было отлично, Тесс. Ты не отступала, как многие. Держала удары, словно не ощущаешь боли. В тебе есть бойцовский дух – мне нравится это качество в девушках. Но если ты собираешься участвовать в соревнованиях, нужно очень много работать. Следующий раз займемся блоками. Не научившись блокировать и контратаковать, ты и раунда не продержишься.