Кати потянула Иву за руку.

– Кто это? – шепотом спросила она.

– Олени, – так же шепотом ответила Ива.

– У них же рога! Настоящие!

Ива смерила ее взглядом:

– Ну да! Они же олени. Тсс!

Великан в волчьей шкуре шагнул вперед и поклонился Матушке. Следом за ним и остальные люди-олени склонили головы. Послышалось несколько сухих ударов: люди-олени так спешили выразить почтение, что сталкивались рогами.

– Мой народ приветствует тебя, Хозяйка! – сказал великан. У него оказался грубый, хриплый голос, словно его горло было изранено криками. – Для нас большая честь быть в твоем доме в День Осени.

Матушка Ночи поклонилась в ответ. Факел еще горел у нее в руке, и в небо поднимался столб черного дыма. До Ивы донесся запах горячей смолы, так пахнут стволы елей и сосен жарким летним днем. В костре что-то громко щелкнуло, затрещало, и вверх полетели рыжие искры. Некоторые из людей-оленей отпрянули. Ива заметила испуг на их лицах, будто они никогда прежде не видели огня. Но великан в волчьей шкуре не вздрогнул.

– Я рада, что вы пришли. – Матушка оглядела людей-оленей и покачала головой: – Вас стало меньше…

Великан скривился, как если бы наступил босой ногой на острую колючку.

– Наступают злые времена. Лес становится меньше, старые тропы уходят. Терновые псы все ближе… Но сегодня не время печалей. Мы пришли танцевать Танец Осени.

Он улыбнулся или оскалился, и Ива поразилась тому, какие у него крупные зубы. И как они помещаются во рту? Чем сильнее она присматривалась к гостям, тем меньше человеческого она видела в их чертах и все больше звериного. То, как люди-олени топтались на месте, то, как они вскидывали головы, оглядывались и прислушивались, – от всего этого оставалось странное и неуютное ощущение, будто эти создания только прикидываются людьми. Ива иногда любила играть, представляя себя зверем или птицей и подражая их повадкам. Но никогда прежде она не видела, чтобы звери играли в людей.

– Мы ждали вас, – сказала Матушка. – Пришло время, и кровь осени вскипела.

Вожак мотнул головой:

– Я чувствую, как она горит в моих жилах. Время пришло.

Вытянув шею, он завыл, и ему вторили другие его сородичи. Впрочем, выли одни мужчины. Женщины оленьего племени только переступали с ноги на ногу, настороженно поглядывая друг на друга. А вот среди жильцов дома этот вой нашел отклик. Кто-то громко засмеялся, кто-то приветственно закричал, а кто-то даже завыл, подражая гостям из Леса. Сумчатый волк Кинджа заскулил и прижался брюхом к земле. Кати сильно сжала руку Ивы. Щеки девочки раскраснелись, а в глазах плясали искры. Она дышала ртом, мелко и часто.

Тем временем Доброзлая Повариха подошла к черной бочке. Одним рывком она подняла каменную крышку и швырнула к ногам. Земля содрогнулась от удара, а по двору разнесся терпкий, сладкий, тяжелый, липкий и пряный запах сидра. Такой силы, что у Ивы на глазах выступили слезы, а люди-олени беспокойно задвигались, фыркая и встряхивая рогатыми головами. Запах подгнивших яблок и сырой земли, запах холодных камней и мертвых листьев, запах тлена и разложения; но еще и запах горящих поленьев, желудей, дождя, меда, гвоздики и жженой карамели. Запах Осени.

Повариха высоко подняла черпак на длинной ручке и широко улыбнулась. Похоже, Роза очень гордилась отведенной ей ролью.

Первой к бочке подошла Матушка, держа в протянутых руках большую чашу, вырезанную из капа. Повариха зачерпнула сидра и щедро, расплескивая напиток, наполнила чашу. Матушка что-то шепнула Поварихе, и та заулыбалась еще сильнее. Наверное, Матушка похвалила Розу за сидр. От гордости у Ивы перехватило дыхание. Она ведь тоже готовила этот напиток, в нем есть частичка ее самой.

Матушка поднесла чашу к губам, сделала глоток, а затем повернулась к гостям. Вожак людей-оленей двинулся ей навстречу странной походкой, чуть приседая при каждом шаге. Словно он подкрадывался. Когда он подошел почти вплотную, Матушка вручила ему чашу. Вожак оленей осушил ее одним глотком и отшвырнул в сторону. Раздались восторженные крики, да и сам вожак вытянул шею и завыл. Мощный кадык задрожал на шее.

Матушка Ночи протянула вожаку руку, и тот, чуть помедлив, принял ее. Вместе они двинулись к костру, разгоравшемуся сильнее и сильнее, хотя никто не подкидывал в него хворост. На мгновение Иве показалось, что там, по другую сторону пламени, кто-то прыгает и скачет. Вытянутые тени сплетались друг с другом, распадались, появлялись и исчезали… Но, конечно же, это была лишь игра света и воображения.

Остальные гости и жильцы дома потянулись к бочке. Повариха щедро разливала сидр в протянутые кружки, чашки, плошки и сложенные лодочкой ладони.

– Пойдем? Нам ведь можно? – спросила Кати и потянула Иву за руку. Ноздри ее дрожали, когда она принюхивалась к запаху сидра. Было видно, что происходящее захватило девочку, но совсем не так, как Иву. У Кати тряслись коленки, и вовсе не от страха, как можно было подумать. То и дело она проводила рукой по голове, приглаживая вьющиеся волосы.

Ива взяла с ближайшего стола две чашки – фарфоровую, с отбитым краешком, и мятую железную, – и девочки пристроились в конце толпы у бочки. Рядом с ними оказалась одна из девушек-оленей, от нее резко пахло мускусом. Глянув на девочек, олениха ощерилась и клацнула зубами. Ива отпрянула от неожиданности. Но потом вспомнила, что Матушка рядом, а значит, и пугаться нечего.

– Как же здесь все удивительно! – сказала Кати Макабреску и, освободив руку, захлопала в ладоши. – Совсем не похоже на те сказки, которые я читала. И похоже тоже…

Ива могла бы ей сказать, что это вовсе не сказка, но она не была в этом уверена. Так что она лишь спросила:

– Тебе нравится?

Ей было очень важно, чтобы Кати ответила «да». Она и сама не понимала почему. Ива была знакома с Кати всего несколько часов, но каким-то образом ее мнение стало для нее столь же важным, как мнение Розы или даже Матушки.

Кати смешно наморщила лоб:

– Нравится? Мм… Мне жутко интересно. Но все такое необычное и непривычное, что я теряюсь. А еще мне кажется, что я сплю… Знаешь, во снах такое бывает – когда видишь что-то одно, а потом оно превращается во что-то другое, в третье, и уже не поймешь, с чего все началось. Только это не сон. Я проверяла, даже за руку себя ущипнула. Видишь?

Она показала Иве темный след от щипка на запястье. Ива решила, что Кати Макабреску слишком много думает.

Неподалеку елозил в кресле профессор Сикорский. Похоже, старик был единственным из жильцов, кто не собирался пробовать «кровь осени», либо ему было не протолкнуться сквозь толпу, и он не хотел рисковать. Все были так взбудоражены, что могли и уронить его ненароком, а профессор был человеком осторожным.

Однако же и у него оказалось дело к гостям. Сикорский схватил одного из людей-оленей за запястье. В дрожащем свете костра и бумажных фонарей Ива не смогла разглядеть, был ли это Тцибул или кто-то, очень на него похожий. Зато она услышала слова старика: