Пипа, некоторое время из любопытства торчавшаярядом с Гробыней, недавно уснула, растянувшись на животе поперек кровати. Ееноги свешивались на пол. Черные Шторы немедленно бросили подзеркаливатьГроттершу с ее заурядными снами и занялись Пипой.

Пипе снился Генка Бульонов в очочках, как уПуппера, в его модном плащике и с метлой. Образы Пуппера и Бульоновасмешивались, перетекали, и невозможно было определить, где заканчивается Пуппери где начинается Бульонов. Мечты о Пуппере плавно переходили в бытовые думы оБульонове.

– Опс! А Пипенции тоже не чуждыфантазии! – прокомментировала Гробыня.

Внезапно дверь, которую они с вечера так и незаговорили, распахнулась, и в комнату влетел малютка Клоппик. За Клоппикоммчался Кузя Тузиков. На заднем плане, как башенный кран, маячил Бульонов.

– Вы еще ничего не знаете? –задыхаясь, крикнул Тузиков.

– Преподы… все… – выдохнул Бульонов изамолчал, изумленно разглядывая свое отражение на Шторах. – Ой, а чего этотам такое?

– Отвлекись от Штор, дружок! Там нетничего интересного! Обычная выставка дураков в женских снах. Что «преподы все»?Финала жажду! – с терпением психиатра сказала Склепова.

– Плеподы иссезли! С консами! –жизнерадостно добавил малютка Клоппик.

– Конкретно, майор! С какими концами? Чтовы лопочете? – не поняла Склепова.

– Мы обосли весь Тибидохс. Все пловелили.Все плеподы иссезли. Все взлослые. В Тибидохсе остались одни усеники, –пояснил Клоппик.

– Бред какой-то! Может, они на совещаниина Лысой Горе? И вообще, с какой это радости вы стали обшариватьТибидохс? – не поняла Гробыня.

– Мы шли к циклопам играть вкарты, – стал рассказывать Тузиков. – Заглядываем в караулку –никого. Спускаемся к Жутким Воротам – тоже никого. Никакой стражи. Обратнопробираемся по коридору мимо кабинета Сарданапала, хотим поскорее проскочить, ивдруг видим – на дверях НЕТ СФИНКСА. Как вам такое? Клоппик зачем-то толкаетдверь. Он уверен, что она заговорена, но она почему-то сразу открывается. Мыждем, видим, что ничего не происходит, и осторожно заглядываем.

– В кабинет Сарданапала? Безприглашения? – не поверила Гробыня.

– Некому приглашать. Никаких охранныхзаклинаний. Все нараспашку. Смотрим в кабинете. На столе горит свеча, рядом сней открытая книга – и никого… Такое чувство, что Сарданапал только что вышел.Мы кидаемся к Великой Зуби, к Медузии, наконец, к Поклепу, и везде то же самое!Нигде и никого! Говорю вам: все преподы и циклопы пропали! В Тибидохсе одниученики! – крикнул Тузиков.

– Вы полезли даже к Медузии? Ночью?Совсем без башни народ пошел. А если они полетели куда-то? Скажем, случилосьчто-то экстренное: ну там, лешаки с водяными сцепились. Преподы взяли с собойтолпу циклопов и помчались разнимать! – предположила Гробыня.

– Н-никуда они не помчались. Они простоисчезли – каждый на том месте, где был. Сарданапал за столом. Медузия и Зуби вкроватях. Поклеп – в засаде на лестнице, ведущей от коридора третьего курса вЗал Двух Стихий. Если предположить, что часы Поклепа упали и остановились тогдаже, когда все произошло, было без десяти четыре утра, – сказал Бульонов,задумчиво поглядывая то на спящую Пипу, то на Черные Шторы.

– Но откуда такая уверенность, что ониисчезли, а не ушли? И как у вас вообще хватило наглости полезть к Поклепу иЗуби? – не унималась Склепова.

– Я нашел вот это! Первый, между прочим!Другие не заметили! – с гордостью сообщил Генка.

На его большой ладони, там, где галочкойсмыкались линии жизни и ума, лежали золотые зажимы с усов Сарданапала и егоперстень повелителя духов. Представить, что академик расстался с перстнем подоброй воле, было так же невозможно, как, обнаружив у лисьей норы птичьикрылья, решить, что сама птица не съедена, а отлучилась по делам.

– А вот исе три кольса: Суби, Мезузии иПоклепа. По ним мы и уснали, кто где быль, когда все случилось, – добавилмалютка Клоппик, гремя чем-то в кармане.

* * *

Полностью размер катастрофы стал ясен во времязавтрака, когда в Зале Двух Стихий собралось несколько сотен учеников. Всетолпились у пустых столов, не понимая, почему не несут скатерти-самобранки ипочему нет преподавателей. Несколько минут было тихо – все ждали, что вот-вот взал ворвется коротконогий гневный Поклеп, но время шло, а он все не объявлялся.

А потом в зал вошла Верка Попугаева, шепнулаодному, шепнула другому, по-кошачьи повела маленькой головой, по-вороньивзмахнула длинными темными рукавами, и за несколько минут, точно вирус, по залураспространилось известие, что все преподаватели пропали. То, что былопредположением, стало явью.

Лиза Зализина тонко улыбнулась и, вскинувкликушеские глаза к потолку, пылавшему звездным небом, сказала вкрадчиво инеопределенно:

– Я всегда знала, что этим всезакончится… А все кто?.. Все она, сладкая наша! Ути-пусеньки!

– Зализина, отстань от Гроттер! Толькотвоих истерик тут не хватало! – поморщилась Рита Шито-Крыто.

– О, ты даже знаешь, о ком я? Я же ееимени даже не произносила! Все дороги ведут к Гроттер и заводят в тупик! Гдеона, наша светленькая? Я хочу просто посмотреть ей в глаза! Понять, есть ли унее хоть капля совести! – сказала Зализина кротким голосом.

Это был верный признак того, что по залусейчас начнет летать сгоряча проклятая мебель, а сама Лиза будет рыдать вголос, кусая себе руки. Причем сколько-нибудь значительных ран она себе ненанесет.

Гробыня посмотрела на Гуню Гломова. Тотподошел к Зализиной сзади, мягко взял ее за локти, приподнял и вынес из зала. Вруках у Гломова Лиза вела себя тихо и смирно, сохраняя на лице выражениеоскорбленной праведности.

Через пару минут, спустившись по Лестнице Атлантов,в зале появились Таня, Ягун и Ванька Валялкин. С Ванькой они встретились толькочто – там, где лестница стыковалась с галереей, ведущей к берлоге Тарараха.

– Ну как? – спросил у Ваньки Ягун.

– Тарараха в берлоге нет. Зверьевзбудоражено. Медведь рычит. Финист в стекло бьется. Я попытался их накормить,но они не едят…

– Проклятье… И Тарарах тоже! Я этогобоялся. Значит, это распространилось не только на магов, но и на всех взрослыхна Буяне. Клоппик был прав, – озабоченно сказал Ягун.

– А твоя бабуся? Она тоже? – спросилВанька.