— Марья Максимовна, это разные вещи, — сказала Надежда осторожно.— Я и сама не смогла бы жить с человеком, который бы каждый день ненавидел меняза то, что я не дала ему уйти.., к любимой женщине!

Соседка пожевала сухими губами, словно хотела что-тодобавить резкое, уничижительное, все расставляющее по местам, и не стала.

— Хорошо. Значит, Павла вы упустили, — констатировала она. —А что за вещи и фотографии?

— Его вещи и его фотографии. Они у меня оставались, он невсе забрал. И полковник Уолш уверен, что это я все натворила, понимаете?! Онговорит, что в мою квартиру не входили посторонние, потому что замки открытыключами. А ключи есть только у меня и у Павла!

— Ну, вряд ли Павел стал бы жечь и резать свои фотографии!

Надежда умоляюще посмотрела на нее:

— Марья Максимовна, но вы же не думаете, что это я жгла ирвала его фотографии!

— Не знаю, не знаю, — отрезала соседка. — Вы же, совершенноне отдавая себе отчета, зачем-то рассказали все чужим людям! Вдруг вынеадекватны, Наденька?

Это была шутка, и прозвучала она как шутка, и Надеждауспокоилась немного.

— Не знаю, — повторила Марья Максимовна задумчиво и затушилав пепельнице папироску. — Не знаю.

— Что?..

— Я не знаю, кто мог это сделать, — продолжала она, едвавзглянул на Надежду. — Ваша мать, конечно, в Финляндии?

— Конечно.

— Значит, она исключается.

— Да что вы! — Надежда даже засмеялась. — Мама? Пришла,изорвала одежду и сожгла фотографии Павла?!. Ни за что на свете!

— Я бы на ее месте так и поступила, если бы муж моей дочериот нее ушел, — заявила Марья Максимовна. — Только я бы еще за волосы притащилаего обратно, на глазах у всех соседей, знакомых и незнакомых, чтобы в следующийраз было неповадно!

— Да ну что вы, — смешалась Надежда. Ей все казалось, чтососедка разыгрывает перед ней спектакль, вроде актрисы Гоголевой, на которуюона была похожа из-за шали. — Мама и Ристо люди мирные, спокойные, вы жезнаете!

— У вашего финского батюшки не слишком приличное имя! —провозгласила Марья Максимовна, и Надежда опять надулась.

Она хорошо относилась к отчиму, и ей нравилось, что он любитмать, которая расцвела и помолодела, когда он на ней женился! И зря говорят профиннов, что они холодные и заторможенные, ее отчим совсем не такой! Ристонаучил мать финскому языку и смешно пел по-русски «Калинка-малинка моя», у негоэто выходило как «каринка-маринка», а гостям объявлял: «Дор-рогие гости! Н-необращайте вни-мания, ког-да мы с Ма-шей на-чи-наем говор-рить по-фински! М-мыдел-лаем это только в том сл-лучае, когда хо-тим сказать гадость о наших дор-рогихгостях!»

— Выходит, круг замкнулся, — продолжала Марья Максимовна. —Родители в Хельсинки, Павел вряд ли бы стал жечь свои вещи, а больше ни у когонет ключей! Вы точно их никому не давали? Впрочем, в доме не было посторонних.Я все время в квартире и всегда сижу у окна.

— Вы рассуждаете, как полковник Уолш, — пробормоталаНадежда.

— Я хочу вам помочь, — возразила Марья Максимовна, — раз ужвы сами себе помочь никак не можете! Вас уволили с работы?

— Боже сохрани! Нет! Просто теперь я как бы под подозрением,и меня проверяет служба безопасности на предмет стабильности моей нервнойсистемы. Заодно они проверяют, не состояла ли я под судом и не была ли связанас террористами.

— На предмет террористов мы тоже должны беспокоиться?

— Нет, Марья Максимовна, — устало сказала Надежда. — В моейжизни не было никаких террористов.

— Ну, и на том спасибо.

В сумке у нее отдаленным звоном зазвонил телефон, и онапомчалась в переднюю, радуясь тому, что закончен такой неприятный и странныйразговор.

Нужно будет его обдумать хорошенько!.

И что это Марья Максимовна так разошлась, когда узнала проПавла?

Звонил Коля Саньков, и голос у него был озабоченный.

— У нас происшествие, Надюш, — сказал он, не здороваясь. —Зина умерла.

— Какая Зина? Когда умерла?!

— Уборщица Зина, — пояснил Коля. — Что-то ее не видно вчерабыло, а сегодня пришла сменщица, а комната изнутри на щеколду заперта. Вскрыли,а она там… Мертвая.

— Господи, — пробормотала Надежда. — Еще не хватает! АЛидочка знает?

— Конечно. Ей первой позвонили. Спускайся, я тебя отвезу. Япод твоими окнами стою.

Надежда оглянулась на открытые двери в комнату, за которымицарила Марья Максимовна, и прикрыла трубку ладонью.

— Зачем, Коля?! — приглушенно зашипела она. — Я бы и самадоехала! Или Лидочка машину прислала?

— Водители все в разгоне, американцы сегодня стекла завозят,их прилетело еще человек пятьдесят! Так что давай спускайся, я жду!

— Хорошо, хорошо, — быстро сказала Надежда. — Сейчас.

Она сунула телефон в сумку, и он тут же снова затрезвонил.Звонила Люба Глущенко, дежурный портье. Ну, теперь пойдут бесконечные звонки!

Надежда снова выхватила трубку, выпалила быстро:

— Люба, я все знаю, перезвоню!

Выключила звук у телефона и вернулась в комнату.

— Марья Максимовна, мне нужно ехать. У нас в отеле беда,уборщица почему-то умерла, да еще прямо на рабочем месте!

— Старая? — осведомилась Марья Максимовна.

— Да нет, совсем не старая. Лет сорок пять.

— Алкоголичка?

Надежда пожала плечами:

— Выпивала, да.

— Тогда туда ей и дорога, — заключила соседка. — Терпеть немогу пьющих женщин!

— Она несчастная была, — сказала Надежда. — И сын у неехороший, Витюшка или Виталик. Учится хорошо. Когда он в гостиницу приходит,наша главная кондитерша Эльвира Александровна все его пирогами кормит…

— О нем позаботится государство, — равнодушно процедилаМарья Максимовна. — Или уборщицы находятся в вашем ведомстве, Надежда? И вытеперь должны беспокоиться о ее сыне?

— Уборщицы, — не без злорадства объявила Надежда, — введомстве Лидии Арсеньевны Арсентьевой. Это персонал, а всем персоналом у насзаведует она!..

— Значит, она и позаботится о покойной. А вам спешитьнекуда.

— Мне все же лучше пойти. Я и так на плохом счету! Послевизита в мою квартиру полковника Уолша.