Росс молча выходит из комнаты, громко топает ботинками по лестнице. Дождь припустил сильнее, в кухне стало совсем темно. Телефон вибрирует – звонит Вик. Я не беру трубку и смотрю на пол возле плиты, на потрескавшийся цемент между двумя плитками. Тянусь за водкой с тоником и выпиваю залпом.

Возвращается мрачный Росс и швыряет что-то на стол. Я подпрыгиваю от неожиданности.

Фотоальбом, до странности знакомый, открытый на странице с одной-единственной фотографией. Мы с Эл стоим у кухонного стола и делаем лимонный кекс. Нам лет восемь-девять, обе в одинаковых передничках и перепачканы мукой. Но смотрю я вовсе не на нас, потому что на стуле, в самом краю снимка, сидит бледная девочка с огромными глазами – Мышка.

Я ахаю, невольно прикрываю рот рукой и тщетно пытаюсь вдохнуть.

– О боже! – Я обливаюсь холодным потом, щеки пылают, по телу бегут мурашки. – Боже мой!

Росс садится.

– Ты и правда думала, что она – вымысел?

Продолжаю листать альбом, страшась того, что увижу дальше. Словно теперь это имеет значение, словно одного доказательства мне недостаточно. Фотографий мало, на каждой странице по одной, редко по две. Некоторые черно-белые и такие старые, что люди на снимках выглядят как силуэты. Призраки! Замираю, увидев невероятно юного и красивого дедушку в темном костюме с бабочкой. Он сидит рядом с неулыбчивой блондинкой. У нее мамины глаза. Наверное, это моя бабушка.

На следующей странице цветной снимок, сделанный в саду возле нашего дома. Мама в переднике смущенно улыбается, рядом с ней стоит другая девушка, повыше, с ног до головы одетая в черное…

– Ведьма, – говорит Росс и сжимает губы.

– Ведьма! – мой голос дрожит. – Кто же она такая?

Росс смотрит на меня с тревогой.

– Твоя тетя, мать Мышки. Неужели ты ничего не помнишь?

Я отрицательно мотаю головой.

– Не было у нас никаких родственников! Я бы запомнила… Я бы знала…

Росс долго молчит, потом осторожно замечает:

– Ты и Мышку не помнила.

– Ничего подобного! – упрямо восклицаю я, сама понимая, насколько нелепы мои оправдания. – Может, подруга семьи?

Росс пожимает плечами.

– Они бывали у нас довольно часто, и тогда нам с Эл приходилось вести себя очень тихо. Мы боялись ее до жути!

Сколько в ней было яда и ненависти… Оскаленные зубы, кровоточащие десны, в кулаке зажат золотой медальон…

Как же я могу помнить каждый уголок Зеркальной страны и при этом переиначить воспоминания о двух реальных людях до такой степени, что одна превратилась в чудовищную Зубную Фею, а другая – в хитрого, ухмыляющегося клоуна? И почему? Ведь если я не сумасшедшая, то намеренно решила помнить их такими. Я все перепутала. Да и сейчас, узнав, что они были настоящими, все равно не могу представить их как следует – они остаются расплывчатыми, неясными образами, как дым, развеянный яростным ветром.

«Я знаю то, что ты заставила себя забыть».

Закрываю альбом и поворачиваюсь к Россу.

– Ты говорил, что она, то есть Мышка, вернулась?

– Где-то в середине октября прошлого года. – Росс складывает руки на груди. – Динь-дон, Ведьма померла! – Он умолкает, пытаясь справиться с гневом. – Понятия не имею, как Мышка прознала, что мы живем здесь. Понятия не имею, зачем она ждала, пока Ведьма умрет, чтобы прийти. Видон у нее был тот еще, гораздо хуже, чем в детстве. Она сказала, что хочет узнать Эл заново. Поначалу Эл ужасно обрадовалась, понимаешь? – Росс смотрит на меня. – Может, увидела в Мышке замену тебе, не знаю… В последние полгода я вообще перестал понимать, что творит Эл.

– И что случилось?

Он пожимает плечами.

– Как я и говорил, Мышка явно была не в себе. Приходила к нам в любое время дня и ночи. То безутешно рыдает, то светится от радости, как ребенок на Рождество. Меня она ненавидела – наверное, не хотела делить Эл ни с кем. – Росс вскакивает, начинает беспокойно расхаживать по комнате. – Представляешь, дождалась, как я уеду на работу, и заявилась сюда с двумя билетами на чертову Ибицу!

– Росс…

Он делает над собой видимое усилие, глубоко вдыхает и выдыхает.

– Эл ее выставила, и Мышка стала следить за ней, точнее, за нами обоими.

– Ты считаешь, что открытки посылает она?

– Когда это началось, мы первым делом подумали о ней. Полиция все проверила, но доказательств не нашла. Зато Мышка оставила нас в покое и больше не возвращалась. Мы с Эл решили, что она переключилась на кого-то другого. – Взгляд у него становится холодный и жесткий, он сам на себя непохож. – В детстве она вечно пыталась разлучить нас троих, настроить друг против друга. Именно этим она и занимается сейчас. Вполне возможно, что Мышка раздобыла дневники Эл – наверное, украла, пока гостила здесь… – Он умолкает. – Ты и правда ее не помнишь?

Мышка, которую знала я, и мухи не обидела бы. Она была робкой и доброй, по большей части совершенно безропотной. Она, как губка, впитывала все наши страхи. Прислуга, пороховая мартышка, девочка для битья… Мышка, которую знала я, отказывалась драться с пиратами, не принимала ничью сторону, не хотела выбирать меру наказания…

Росс качает головой, сохраняя холодное, жесткое выражение лица, которого я никогда не видела у него прежде, и вдруг безвольно опускает плечи. Он смотрит на меня с жалостью, берет за руку и стискивает ее до боли.

– Эл не посылала тебе этих писем. Господи, Кэт, мне так жаль! Увы, ее больше нет…

* * *

С Кубы надвигается шторм. На горизонте клубятся черные тучи: у бухты Баньямо тропический ливень. Темнеет буквально на глазах; я поспешно спускаюсь из ласточкина гнезда и бегу по палубе. «Сатисфакция» кренится, ветер крепчает. По лицу хлещут первые струи дождя. Эл изо всех сил пытается удержать штурвал.

«Мы не успеем в Порт-Ройял!» – кричу я.

Отчаянный крик, всплеск, и матрос срывается с палубы в открытое море, смытый огромной волной.

«Ложимся в дрейф?» – кричит в ответ Эл, улыбаясь во весь рот.

Я тоже скалю зубы, глядя, как стремительно надвигается Баньямо. Ветер усиливается, дождь заливает глаза, мы с Энни и Беллой пытаемся затянуть грот. Сердце грохочет, мышцы визжат от напряжения. Раздается рев, и «Сатисфакция» начинает крениться набок.

«Мы не можем повернуть по ветру!» – вопит Эл, вцепившись в штурвал вдвоем с Мышкой.

И тогда Росс бежит по палубе к Эл, обхватывает ее одной рукой и тянется к штурвалу другой. Отпихивает Мышку в сторону, и та с криком отлетает в сторону.

Наконец корабль выравнивается и начинает дрейфовать по ветру, шторм слабеет. Я пробираюсь к носу под одобрительные возгласы пиратов и дружеские шлепки по спине. Мышка сжалась в комок за бочкой, короткие волосы прилипли к голове, уродливое платье из мешковины промокло насквозь.