Это точно какой-то кошмар.

…

Это пробуждение было чуть более осознанным. Я вырвалась из темноты в свет комнаты, хоть и не смогла до конца избавиться от ощущения, что меня выворачивают, вытаскивают из меня орган за органом.

Я снова прокрутила в воспоминаниях рассказ Дариона.

По всему выходило, что в зал, где выкачивали магию, я зашла.

Но когда? Как? И почему я этого не помнила?

Да, порой случается, что травма или отравление как бы стирают из воспоминаний некоторое время перед ними, словно разум защищается, но… я же менталист.

Собственная память о вечере накануне открылась легко: как я звала любовниц Элора подойти к нему, как собиралась ко сну. Как вылетали из его окна ваза и стул. Я помнила и достаточно хорошо ощущала момент, когда — по совету Заранеи! — рухнула в кровать и почти мгновенно уснула.

А потом…

Потом…

Потом словно и не было. Вспомнить я пыталась отчаянно, я сосредотачивалась, я пыталась пробиться сквозь темноту, восстановить ассоциативный ряд и по нему, как по дорожке, прорваться сквозь пелену, отделяющую меня от прошлого.

Но всё, чего я добилась, это несколько рваных образов: как я, одетая, выхожу с Элором из башни, и мы идём на свадьбу… Полный зал гостей, но почему-то я панически боюсь, и мне кажется крайне важным касаться Элора…

Но почему?

И как он всё это перенёс?

Мысли не хотели складываться в нечто стройное и внятное. Наверное, это естественно, если привычный мир рушится именно в тот момент, когда ты истощён и почти не в себе из-за каких-то феромонов.

Из глубокого погружения меня вырывал шум.

Затянутый в чёрный мундир Дарион захлопнул дверь и быстро подошёл ко мне. Присел на край постели:

— Ри. Император хочет тебя допросить.

Тревога в его голосе мне совершенно не понравилась.

— Я ничего не помню, — отозвалась я, приподнимаясь на кровати и придерживая одеяло.

— Не о свадьбе, Ри, не о свадьбе, — он помог мне встать, прижал к себе. — Превращайся. Сейчас не самое лучшее время рассказывать о тебе правду.

Уткнувшись в грудь Дариона, я заставила кости перестроиться. Судорожно натягивая на меня одежду, он пояснил:

— Оказывается, Лин помогал суккубу. Он не помнил, как это делал, у него провалы в памяти, но он точно помогал врагам, и его поведение не похоже на очарование феромонами: когда его звали его именем, он становился нормальным, а стоило произнести имя наоборот — и он вставал на сторону суккуба. Если щит Лину ставил именно твой дедушка, то он либо сделал ему какую-то установку, либо дал постороннему считать информацию, как пройти через установленный им щит правителей. Возможно, его убили, чтобы это скрыть, и замаскировали убийство под охоту на невест Лина. Император хочет выяснить, знаешь ты что-нибудь об этом или нет.

Дыхание перехватило, ноги подкосились. Дарион удержал меня, зашептал:

— Всё хорошо, ты справишься, ты не имеешь к этому всему отношения.

А я всё не могла вдохнуть, меня трясло, слёзы навернулись: убийство дедушки могли замаскировать под охоту на невест?

Как?

— Ри, ты справишься, — Дарион тряхнул меня. — Ри…

Его тёплая целебная магия окутала меня, и я, наконец, вдохнула. Дрожь стихала, подавленная исцеляющим заклятием. Дарион обхватил моё лицо ладонями и заставил посмотреть на себя.

— Ри, вероятно, твоей вины в смерти семьи и брата нет вовсе. Теперь отдышись. Сейчас ты пойдёшь и расскажешь императору, что ничего не знаешь о делах дедушки и ничего не слышала о том, что он как-то влиял на Лина.

«Когда-нибудь ты познакомишься с созданной мной изменённой личностью», — это обещание дедушки вспомнилось слишком чётко, до ломоты в груди.

— …А через некоторое время, когда император успокоится, можно будет раскрыть, кто ты на самом деле, — продолжал Дарион. Вытащив кристаллы из кармана, он вложил их в мою руку. — Всё хорошо, Ри. Теперь всё будет хорошо. Давай, подпитайся магией и телепортируемся к императору. Не надо заставлять его ждать, он и так из-за всей этой ситуации зол и ищет виноватых.

* * *

* Свадьба в подробностях описана в романе «Попаданка в Академии драконов 4», вы можете как прочитать об этом, так и положиться на рассказы других героев. Так же в том романе подробнее раскрыты некоторые моменты заговора, но эта информация не является для истории Риэль обязательной.

Дарион ещё стул прихватил, прежде чем обнять меня и предложить совместную телепортацию. Наши магии сплелись, схлестнулись, образуя разрывающую пространство воронку. Дарион направлял, сейчас он был даже сильнее, и воронка подкрасилась зеленоватым.

Мы вылетели на охраняемую гвардейцами-медведеоборотнями площадку возле дверей. И я их узнала: это двери в сокровищницу Элора.

Значит, он там!

И наверняка хочет сказать о моей семье и менталистах в целом очень много очень нелестного.

Золотым Аранским и впрямь не везло с менталистами.

Двери раскрылись, и Дарион первым вошёл в зал. На пыльном полу остались многочисленные следы. За столом посередине пустого зала сокровищницы сидели император, ректор Дегон, Эзалон, принц Арендар со своей избранной Валерией…

Элора среди них не было.

Логично — ведь он, как самый ослабленный, должен был пострадать больше остальных, но… но… Почему-то я надеялась его увидеть. Несколько мгновений верила, что увижу его.

Глупая зависимость.

Санаду среди собравшихся не оказалось, но был Эзалон, и я почти всю магию влила в ментальную защиту, потому что не думать о словах дедушки об искусственной личности, не думать об Элоре, не думать о том, что я тоже менталист, я сейчас не могла.

Дарион приблизился к столу и поставил напротив него стул.

Император на меня взирал со смесью презрения и настороженности, словно ожидал какой-нибудь гадости, Валерия рассматривала чуть не с беспокойством, принц Арендар — хмуро. И только Эзалону с Дегоном, кажется, не было до меня дела.

— Разрешите ему присесть, — голос Дариона был полон сдерживаемого гнева. — Он ещё не оправился.

— Хорошо, — император кивнул. Он держался величественно, но интонации его выдали: слишком много растерянности, боли, тоски за ширмой строгости.

Снова накатывала слабость, и на стул я опускалась, мысленно благодаря Дариона за эту поддержку. Он встал позади меня. В данном случае он был конвоиром, но я ощущала его скорее как телохранителя, готового вступиться за меня в любой момент. И это при том, что на нём по-прежнему был скрывающий эмоции амулет.

Сцепив руки на коленях, я уставилась на грудь императора, всем видом показывая покорность и смирение. Он спросил меня практически сразу и без прикрас: