Выходило, что все это время тратили Дьявольские стрелы впустую.

Место оказалось удачное. Такая низменность в горах им встретилась впервые. С горячими источниками, глубокая, широкая, живописная, поросшая лесными массивами. И тут, и там паслись животные, частью давно вымершие на большой земле. Не так много, но здесь, похоже, им жилось раздольно. Откормленные, с толстой шкурой и длинной шерстью. Скорее всего, животные мигрировали между с севера на юг, между горными хребтами. Недалеко от того места, где они остановились, шумел водопад, закрытый со всех сторон ледяными наростами. Дальше раскинулось большое незамерзшее горное озеро, в котором вполне могла водится рыба, на что указывало множество птиц, которые вили гнезда на прибрежных скалах.

Недельный отдых был как нельзя кстати. Оставшись без еды, на ракушках и камнях, старик начал сдавать, да и Манька оголодала. Неугасимое полено за такой срок вполне способно нарастить зелень, грибы и зерновые. Цельные зерна Борзеевич обнаружил в кармане. Видимо просыпались, когда помогали избам собирать урожай. И одежда требовала основательного ремонта.

Манька очень жалела ноги Борзеевича: лапти его сносились, когда они еще только на третью вершину поднимались, и шел он, обмотав ноги тем что под рукой нашлось. Но тряпичное подобие обуви снашивалось куда быстрее. Получалось, что с нею Борзеевич разделся окончательно. Манька извела на ноги Борзеевича и капюшон шубейки, и пошитые из подола меховые штаны, подшивая остатки лаптей. Очень они пожалели, что первую сношенную пару он оставил в пещере, где заночевали после покорения первой вершины. Подошва получилась бы потолще, чем из двух сношенных пар. Но и эта обувка хватила ему ненадолго. Из носка давно выпирали пальцы, перетянутые портянками, тоже изношенными и похожими на половые тряпки.

Оба понимали: если не придумают что-нибудь немедленно, когда переберутся через четвертую вершину и не увидят государственное продолжение – к ним придет родственник северного песца. Этот недозверек в народе назывался по-разному: хана, капут, трындец… – и был он предвестником великой беды. Вслух об этом старались не говорить, но понимали, конец не за горами.

Деревья были занесены снегом, но оба были уверены, что смогут опознать липу, и не позволяли себе думать, что тут ее может не оказаться. Да не мешало просто отоспаться, плюнув на Дьявола и на его бессовестное издевательство.

– Правильно, Маня, – поддержал ее Дьявол, не дожидаясь, когда она выскажет свои мысли вслух. – А время потратить с пользой и освоить, например, бумеранг…

Манька взглянула на него хмуро исподлобья. С Дьяволом, когда зависишь от него полностью, не поспоришь. Но отдохнуть-то надо! Оба устали, приходилось постоянно рубить ступеньки в скалах, заступы и выемки, чтобы ухватиться рукой или поставить ногу. Горы оказались одна круче другой, а Дьявол оставлял им на отдых лишь столько времени, чтобы сомкнуть глаза и уже подняться.

Не сказать, что гнал, больше времени уделяя обучению премудрости выживания в горах и выкопировке местности, с нанесением на карту проложенного пути.

Последнее ни Манька, ни Борзеевич не понимали – возвращаться в горы они не собирались, но не спорили, неожиданно заметив, что начинают лучше ориентироваться, порой умудряясь приметить издалека каменные развалы, а после опознать место вблизи. В горах то и плохо, что сверху приметил одно, а подошел – совсем другая картина открылась, и не понятно, где находишься, потому что обзор закрывают скалы и деревья. Это с вершины все как на ладони, а ниже все время какие-то ямы, горки, взгорки и прочие препятствия. Кроме того, из Борзеевича вышел бы неплохой геолог, он разбирался в породах и камнях не хуже какого-нибудь профессора. Так что, к этому времени и Маньку можно было считать дипломированным специалистом по минералогии. Она уже точно знала, какой камень можно кайлом долбить, а с которым лучше не связываться, и как определить, в каком камне какое вещество, и какие камни считаются ценными, а из каких лучше дороги строить.

Решив пожертвовать еще одной стрелой, перебрались через пропасть. Небольшой грот нашли несколько в стороне от основного пути, сместившись на километр к водопаду. Постояли, благоговейно взирая на подъем. Им предстояло взбираться на гору, которая по размеру, и по крутизне намного превосходила третью гору. Три предыдущие горы им уже казались холмиками. А когда приблизились к замеченному гроту, застыли, внезапно оказавшись у рукотворной лестницы, с редкими высеченными в скалах ступенями, которые вырезал кто-то до них…

Так разреветься мог только Борзеевич. Он застыл, о чем-то напряженно пытаясь вспомнить, и крупные градинки катились из его глаз. Вспомнить он не смог, обычное дежевю, но как-то вдруг помолодел, воспряв духом, в седине появились рыжие, как огонь, и черные, как смоль волосы, и полушубок его вдруг начал выздоравливать. Манька, пощупав полуразрушенные, поросшие мхом ступени, тоже с удивлением рассматривала их, не веря глазам, даже не пытаясь придумать логическое объяснение.

– Ну, я бы удивился, если бы люди здесь совсем ни разу не прошлись, – обескуражил их Дьявол. – Эта маленькая планетка истоптана вдоль и поперек. Нога человека не ступала только там, где человек никогда не существовал.

– А что, раньше нельзя было сказать, что путь проторен? – возмутилась она до глубины души, высматривая, где, в каком месте ступени заканчивались. – Столько времени потеряно! Борзеевич, сколько мы уже тут?

Борзеевич вынул блокнот, открыл страницу, на которой отмечал дни.

– Два месяца и неделя, – посчитал он. – Сейчас на большой земле середина апреля. Весна, однако, – задумчиво озаботился он, как будто собирался пахать и сеять, а у него еще семена не закуплены. – Заметила, дни стали намного длиннее… А здесь, внизу, уже все признаки весны? Они, видимо, недавно прилетели, – он указал на гнездовья птиц. – В гнездах, наверное, есть яйца, – хлюпнул носом, зачем-то обнюхав ступень. – У меня, Маня, странное чувство… Ничего хорошего нас впереди не ждет.

– И однажды понять, что вы в горах ни к чему не пригодны? – ехидно заметил Дьявол. – Я всеми силами «за»! К чему мне ваша образованность?

Манька с Борзеевичем переглянулись, понимая, что про ступени лучше забыть. Дьявол не собирался восторгаться подъемом. Оставалась надежда найти липу и сплести Борзеевичу новые лапти.

«Вот на кой? – с досадой задалась Манька резонным вопросом. – Мог же нормальную обувь себе позволить!»

В первый день решили очистить от снега участок земли, где бы имелась добрая земля. Рисковать не стали, воткнув ветку неугасимого поленьего дерева в землю у самого входа, и несколько веточек связали в пучок веревкой, бросив на снег. Снег и так уже подтаивал, но после подогрева потек ручьями. Довольные своей сообразительностью, оба отправились обустраивать грот, для начала заложив камнями вход, но так, чтобы можно было свободно зайти и выйти, а при необходимости передвинуть камень и закрыться в гроте совсем.

На этот раз тазик пришлось вырезать самим. Дьявол наотрез отказался стать каменщиком, заявив, что выпрашивать подарки насильно то же самое, что с ножом у горла заставить вынуть кошелек из кармана и назвать его даром. Тазик не получался, зато вокруг валялось с десяток тарелок. Нож резал стену, но ни Манька, ни Борзеевич так и не придумали, как отколупать кусок плиты от стены, чтобы в высоту была достаточная для вмещения некоторого количества воды. Кроме того, стена оказалась не гранитная, а из хорошо спрессованного песчаника и известняка, связанная глинистыми прослойками и камнями, и стоило вынуть кусок и приложить к нему усилие, как он тут же начинал колоться и рассыпаться. Они понятия не имели, сколько им придется копать, чтобы добраться до твердых пород.