Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только посмотрите на этого недоумка, – тычет в него пальцем один из них, – что, не можешь устоять на ногах, как твой непутевый батя-алкаш?
– Не трогай моего отца! – Птенец силился встать на ноги, но его тотчас опрокинул на спину рослый парень на две головы выше его.
– Только не заплачь от горя, – насмехался третий юноша, – девчонка!
– Отвалите от меня! – Птенец все же встал на ноги и оказался лицом к лицу со своими обидчиками, но рослый парень тотчас толкнул его в грудь, и Петр сильно ударился спиной о стену.
– Мы еще и не начинали, утырок. – Самый задиристый, вожак группы, подошел к Пете поближе, чтобы насладиться страхом в его глазах. – Если я захочу, ты будешь целовать мои кроссовки, усек?
Губы Птенца задрожали, он понял, что угрозы – не пустой звук, что однажды эти придурки его сломают и заставят сделать все, что пожелают.
– Что вы тут делаете? – Из класса в коридор вышла молодая учительница, которая заметила группу ребят в углу. – Иванов, опять ты пристаешь к маленьким?
– Да никто к нему не пристает, – мгновенно откликнулся Иванов и тотчас шикнул в сторону Петра: – Повезло тебе… маленький.
Он сделал акцент на последнем слове и медленно удалился со своей свитой, а Петя остался наедине с учительницей, которая с жалостью смотрела на него.
– Тебе нужно научиться давать им отпор, – посоветовала она, глядя на то, как из глаз Птенца капают крупные слезы – слезы обиды и отчаяния.
Мальчик Петя молчит, ему стыдно, ему страшно, а у молодого мужчины Петра, спящего на печи в глубине Территории «Вятка», из глаз тоже капают слезы.
Глава десятая
Группа Рябого
Андрей Петрович Овручанский не всегда носил такое громкое и претенциозное (как ему мнилось) имя, во дворе все звали его просто Андрюшкой или вовсе Дюшей. Впрочем, последнее ему не слишком нравилось, уж больно оно было созвучным с названием газированного напитка, и когда кто-то все же обращался к нему так, он старался игнорировать.
Мальчик не всегда был толстым, до средней школы он оставался худеньким и подтянутым, но в то лето, когда он должен был перейти в пятый класс, с его телом стали происходить странные метаморфозы. Никто не знал, что стало тому виной – то ли слишком калорийные продукты, страсть к которым неожиданно проснулась в нем, то ли гормональный сбой, изначальную причину которого уже никто не возьмется с точностью назвать, – но первого сентября Андрюшка пришел порядком располневшим и сразу сделался объектом насмешек сверстников. Конечно, он пытался не замечать едких подколов и сводил все в шутку, а то и поколачивал тех, кто был слабее его, чтобы пресечь любую попытку унизить. Особенно бесило, что обзывались даже те, кого он считал ниже себя по статусу.
В чем нельзя было упрекнуть Андрюшку, так это в отсутствии смекалки: учился он хорошо. Отличником он не стал скорее из лени, но если бы поднажал, то непременно выбился бы в пятерочники. Но в те времена никто не уважал отличников, считая их занудами, зубрилами и ботанами. Во времена его школьной юности выделяться одеждой, прической или мозгами было не принято – таких не любил никто, и подобные ребята быстро становились изгоями, которых травил не только свой класс, но порой и вся школа.
Естественно, самым нелюбимым предметом для Андрюшки стала физкультура. Он не мог бегать трехкилометровый кросс, стабильно приходя к финишу последним. Ненавидел турник только за то, что ему приходилось висеть на нем сосиской, смешно подергивая ножками ради того, чтобы показать учителю, как искренне он пытается подтянуться хотя бы один раз. Впрочем, он не любил даже футбол, где быстро уставал в погоне за мячом, поэтому ему доверяли только стоять на воротах. Ведь чтобы забить гол, соперник должен был найти ту небольшую лазейку между его гигантским телом и границами ворот.
Девчонки воспринимали Андрюшку скорее как свою подружку, нежели как будущего кавалера, с которым можно провести время. Он казался веселым, добродушным и умел рассмешить любую девушку, даже самую застенчивую, но в школьные годы на это мало кто обращал внимание.
Окончив школу с тройками, Андрюшка решился идти на специальность, связанную с компьютерными технологиями. Тогда магическое слово «программист» воспринималось окружающими примерно так же, как и «хакер», и если человек умел обращаться с компьютером на «ты», то почти каждый считал, что он способен взломать сайт Пентагона.
Университетские годы запомнились Андрюшке на всю жизнь – безудержные кутежи, бессонные ночи, напряженные экзамены и беспорядочные половые связи. Теперь он в полной мере отрывался за годы, проведенные в школе, где был лишен женского внимания. Андрюшка даже похудел, избавившись, наконец, от своих комплексов.
Именно в университетские годы он встретил свою будущую супругу, заметив на одной из вечеринок скромную темноволосую девушку, которая явно не знала, куда себя девать, и наотрез отказывалась пить спиртное. Тогда он непринужденно подсел к ней и начал разговор ни о чем, а уже через несколько часов с жаром доказывал ей свою точку зрения относительно зарождения вселенной, им обоим в тот момент казалось, что вокруг них нет никого, хотя шумела громкая музыка и повсюду галдели пьяные однокурсники, дошедшие до кондиции.
Они поженились, едва окончив университет и только-только найдя работу, которая не отличалась высокими заработками. Но им было все равно, ведь теперь они были вместе и любили друг друга как никто другой. Марина забеременела не сразу, Андрей даже думал, что у него некие проблемы со здоровьем, и стал испытывать ни на чем не основанные угрызения совести. Когда маленькая Маша появилась на свет, они ютились в съемной однокомнатной квартире на краю города, откуда Андрей добирался до места работы почти сорок минут.
Тогда их счастью не было предела, малютка агукала и тянула свои маленькие ручонки к бородатому лицу папы, который из Андрюшки уже дорос до самого настоящего «папы Андрея», как его впоследствии и звала дочка. Бессонные ночи скорее закаляли его характер, он вскакивал с кровати в полночь по первому зову дочери, кормил ребенка, менял пеленки или пел своим заунывным голосом колыбельную, которая скорее раздражала Машу, нежели успокаивала. На работе Андрей иногда просыпался посреди рабочего дня, с изумлением отрывая тяжелую голову от столешницы, – когда успел заснуть-то? Впрочем, сослуживцы относились к такому положению с пониманием – у многих тоже были дети.
Мало-помалу
