Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг Андрей Петрович вспомнил о супруге, которая понятия не имела, что он отправился на «Вятку». Она, несмотря на жизнь врозь, непременно отговорила бы его от этой дурной затеи. Но сейчас он хотел, чтобы она была вместе с ним. Сжимать ее прохладную ладонь, чтобы вместе, рука об руку идти к неизведанному… Как глупо отдаляться, когда обоим нужна поддержка друг друга! Он вспомнил ее строгий взгляд, задорную улыбку и черные как смоль волосы.
– Какой же я идиот! – выдохнул Овручанский и шагнул в первый попавшийся поворот, который оказался далеко не последним.
Во второй и третий раз Андрей Петрович придирчиво обследовал каждую новую развилку, прежде чем сделать выбор, однако вскоре просто положился на чутье и сворачивал наугад. Яблоко уже давно исчезло в желудке, и он нервничал, что рано или поздно ему опять захочется есть. Именно тогда-то и начнутся настоящие проблемы: ингалятор потерян, еды нет, да и газ в зажигалке тоже далеко не бесконечен.
Андрей Петрович уже не мог даже приблизительно сказать, сколько времени он находится в этом каменном лабиринте, но за это время он успел даже поспать. Ему казалось, что он всего-навсего прикорнул, хотя по факту провел во сне больше суток, а когда проснулся, холод пронизывал все тело. Голод совсем не донимал, ему даже не хотелось пить. Минуты шли за минутами, часы за часами, а вокруг по-прежнему простирались бесконечные каменные катакомбы.
Андрей Петрович присел, прислонившись к холодной каменной стене тоннеля, и долго так сидел, тупо уставившись в темноту, пока не почувствовал, что совсем замерзает. Нужно было двигаться дальше. Он уже давно потерял уверенность, что сможет найти здесь хоть кого-то живого, не говоря уже о проводнике или Ирине. Странно, как порой чужие люди становятся роднее, чем те, с кем провел многие годы.
Неожиданно впереди снова мелькнул огонек, и Андрей Петрович тотчас отнес это видение к разряду галлюцинаций, которые уже не единожды наблюдал на «Вятке». Однако огонек приближался, хотя сам Овручанский по-прежнему не двигался. Кто-то шел прямо к нему, держа в руках бензиновую зажигалку, и этот человек был намного ниже его.
Чем ближе к нему подбирался огонек, тем больше в нем крепла уверенность, что его несет не взрослый человек, а ребенок. Когда огонек оказался совсем рядом, Андрей Петрович буквально застыл, узнав в маленькой неказистой фигурке собственную дочь, которую уже видел на песчаном пляже.
– Господи, только не ты, – взмолился Овручанский, вспомнив, каким ужасным голосом заговорила с ним девочка тогда.
– Ой! – испуганно вскрикнула Маша, разглядев его впотьмах. – Я думала, что я здесь совсем одна. А вы кто? Вы пришли меня искать?
В ее голосе послышалось столько радости, точно это она блуждала здесь, а не он. «Она меня не узнаёт! – дошло до Овручанского. – Это вполне может быть очередная ловушка Территории!»
– Я так рада, что вы смогли меня найти! – На ее лице заиграла улыбка; в эмоциональном плане эта Маша совсем не походила на Машу с пляжа. – Мне кажется, я брожу здесь уже целую вечность, и вы первый, кого я здесь встретила.
– Тебе что, совсем не страшно? – Овручанский спросил это, чтобы хоть что-то сказать, поскольку вообще не понимал, что происходит.
– Сначала я сильно испугалась, но потом я перестала бояться: тут ведь никто мне не угрожает, – поделилась с ним девочка. – Тут вообще никого нет, а разве можно пугаться чего-то, чего нет? – Она подождала ответа, и у Овручанского было что возразить ей: например, что некоторые беспричинно боятся темноты, некоторые – замкнутых пространств, некоторые – одиночества. Но он решил не давать ребенку пищу для размышлений – мало ли, куда этот детский анализ заведет неокрепшую психику? Не дождавшись ответной реплики, девочка поинтересовалась: – А как вы сюда попали?
– Поездом приехал, – почему-то ответил Андрей Петрович, как будто и впрямь сошел с поезда сразу в эту пещеру. – Ну, то есть… Это… То есть я хотел сказать… Даже не знаю, как это описать.
– Вы прямо как мой папа, – хихикнула девочка, как две капли воды похожая на Машу. – Он тоже всегда так путано говорил.
– А где он? Твой папа?
– Я не знаю. – На лице девочки отразилось недоумение. – Но я и про себя почти ничего не знаю. Все время хочу вспомнить, кто я, но никак не могу.
«Это слишком даже для “Вятки”! – озлобленно подумал Андрей Петрович. – Даже если предположить, будто это вовсе не моя дочь, то что здесь вообще делает несчастный ребенок?!»
– Я думаю, что нам стоит идти дальше вместе, – предложил Овручанский. Он все еще опасался, что девочка начнет говорить с ним так, будто в ней сидит сам дьявол, но оставить малышку наедине с бесконечным коридором он не имел права – ни как отец, ни как человек.
– Это было бы замечательно! – обрадовалась девочка, хотя все еще не спешила доверяться незнакомцу, поэтому Андрей Петрович сам собрался с духом и взял ее за руку. Ладошка оказалась на удивление теплой и мягкой, и у Овручанского сразу отлегло от сердца.
– Мне кажется, что на последней развилке я свернула не туда, – поделилась с ним девочка, – нужно проверить тот поворот.
Овручанский готов был идти с ней хоть на край света – лишь бы она никогда больше не отпускала его руку.
– Ну что ж, значит, нам… Нам стоит проверить твою догадку.
Она повлекла его за собой. Теперь он смотрел сверху вниз на ее макушку и готов был поклясться, что это Маша и никто другой.
Ему было глубоко наплевать, что они шляются по темным каменным катакомбам: он готов был бродить по ним всю оставшуюся жизнь, только бы смотреть на эту родную макушку, чувствовать в руке теплую ладошку и говорить с Машей, даже если это… не совсем она. Скажи ему кто-либо, что он найдет выход из катакомб лишь в том случае, если расстанется с ней навсегда, он бы предпочел никогда отсюда не выйти.
Вскоре свет впереди действительно стал таким невыносимо ярким, что впору было обрадоваться: выход найден и идти до него оставалось совсем немного! Однако Овручанский почему-то медлил.
– Смотрите, смотрите! Мы выбрались! – Девочка была так рада, что это чувство невольно передалось и ему,
