Вторую часть отсняли быстро — Туманов сразу заявил, что положенные два часа давно истекли, он опаздывает на важную встречу, поэтому у телевизионщиков есть максимум полчаса. Сашка сильно подозревала, что ему просто надоели съёмки. Но программу вопросов резко сократили. Сначала дали слово какому-то музыкальному критику явно нетрадиционной ориентации, который пищащим голосом поинтересовался, почему уважаемый господин Туманов не записывает новых песен.

— Вы плохо знаете мой репертуар, — отрезал Всеволод Алексеевич, довольно сдержанно, но без улыбки. — Я пишу по десять-двадцать песен в год, у меня недавно вышло сразу два альбома!

«Да, и ни один не поступил в продажу, — мысленно добавила Сашка. — Вы напечатали пару сотен дисков и раздали их на очередном концерте зрителям. Москвичам, преимущественно приглашённым, так как концерт был неафишный. В общем, диски попали к тем, кому они абсолютно не нужны. А поклонники переписывали друг у друга песни, скидывая их через Интернет».

Вопрос Туманову явно не понравился, а потому помощница режиссёра поспешила передать микрофон тем самым дедушке с бабушкой, что сидели перед Сашкой, одноклассникам.

— У меня нет вопроса, — прошамкала бабушка, — я просто хотела рассказать, что Севушка у нас в классе считался самым красивым мальчиком. Он уже тогда демонстрировал музыкальный талант, пел на всех вечерах. В него все девчонки были влюблены.

— И ты, что ли? — вмешался дед.

— И я, — улыбнулась бабка. — Но вышла замуж за Толеньку, уж извини, Сева.

И демонстративно обняла «Толеньку», того самого взревновавшего деда. Умилённые зрители аплодировали, а Сашка смотрела на Туманова, которого явно перекосило. То ли он хорошо помнил, что никто на него в школе никогда внимания не обращал, он вообще был забитым и закомплексованным подростком. То ли разглядел своих одноклассников в их нынешнем обличии и, как и Сашка, пришёл в ужас.

На этом вечер вопросов и воспоминаний завершился. Сашке микрофон не дали, чему она была несказанно рада. Какие вопросы? У неё и так голова шла кругом от обилия информации и передозировки Всеволодом Алексеевичем.

После съёмки она могла к нему подойти, успела бы, пока от артиста отцепляли микрофон и объясняли ему, когда передачу дадут в эфир. Но Сашка прошла со всеми зрителями на выход. Зачем подходить? Автограф взять? Глупость какая, она сама могла расписаться за Туманова, один в один, не отличишь. Когда получала паспорт, и нужно было выдумывать подпись, просто скопировала его закорючку. И теперь её автограф в точности совпадал с его. Подростковая шалость и память на всю жизнь.

В кои-то веки она шла до метро, а потом ехала к себе в общежитие без наушников. Выключенный плеер болтался на дне рюкзака. Обычное музыкальное сопровождение ей сегодня не лезло. Всё услышанное и увиденное требовалось переварить и разложить по полочкам. И почему-то, вот ерунда, совершенно не вовремя, всё же в переполненном вагоне сидит, хотелось плакать.

* * *

Телевидение — страшная штука, я вам скажу. Вот ты вроде бы понимаешь, что там, за кадром, работают гримёры, осветители, сценаристы, режиссёры. Монтажёры, в конце концов, которые могут просто «вырезать» лишнее. В молодости Всеволода Алексеевича они, кстати, чаще всего вырезали нелишнее. Иногда артиста наказывали за недостойное, с точки зрения телевизионных или партийных начальников, поведение и убирали из предстоящего эфира запись его выступления. А бывало и вовсе уничтожали все его записи. Но это надо было серьёзно провиниться, например в грубой форме отказаться петь про вождя народов. Я подчёркиваю, в грубой. Всеволоду Алексеевичу тоже иногда подсовывали программный репертуар, иногда он его даже исполнял. Но откровенных шедевров в стиле «Мы говорим партия, подразумеваем Ленин» он всё же умудрился после себя не оставить. По крайней мере, я таких записей не нашла.

Что вы улыбаетесь? Ну да, даже если бы нашла, вы бы об этом не узнали. Всеволод Алексеевич, сам не подозревая, преподал нам несколько очень ценных уроков. Мы невольно перенимали его манеру поведения в тех или иных вопросах, очень помогает, знаете ли, особенно если у тебя тоже публичная профессия. Так вот Туманов великолепно умел «лакировать действительность», просто виртуозно. Посмотришь с ним интервью, ну просто Дедушка Мороз, правда, без бороды. Добрый, улыбчивый, идеальный семьянин, верный патриот, отец-покровитель начинающего певческого поколения. А перешагнёшь телевизионный барьер, окажешься по ту сторону экрана и… Да, и будешь как Сашка рыдать в подушку. Ну это по молодости, конечно. Потом привыкаешь.

Так вот, когда Союз развалился и на советских певцов спустили всех собак за их «Ленин, партия, комсомол», заодно вытурив из эфира, вдруг выяснилось, что именно Туманов не спел ни одной компрометирующей песни. И вообще он при Советах был чуть ли не угнетённым, затравленным подпольщиком, которого обижали все телевизионные начальники, кому не лень. Один заставлял коротко волосы стричь, другой не позволял танцевать в кадре. Я замечу, пластика у нашего дорогого Всеволода Алексеевича как у слона в посудной лавке, так что телевизионные начальники, полагаю, о его благе заботились. Но образ он себе создал правильный и остался на эстраде как символ ностальгии по старым добрым временам. Тогда как многие его коллеги благополучно канули в Лету.

Но вернёмся к волшебству «голубого экрана». Оно сыграло с каждой из нас злую шутку, потому что долгое время мы видели одного Туманова — улыбающегося, жизнерадостного, несущего только хорошее настроение, говорящего какие-то правильные, очень нужные тебе в детстве слова, совершающего (на экране) очень хорошие поступки вроде благотворительных концертов или покровительства молодым талантам. Ты веришь в телевизионного героя, заодно придумывая себе ещё что-то поверх того, что видишь. А потом встречаешь живого человека, не выспавшегося, в отвратительном настроении, потому что у него не продались билеты на гастрольный концерт или банально болит голова. После вчерашней пьянки, такой же банальной. И контраст настолько очевидный, что тебя начинает корёжить от ощущения жесточайшего обмана. А ты ведь сам был «обманываться рад».

У всех людей свои недостатки, с какими-то можно мириться, с какими-то нельзя. Но реальность не даёт нам слишком очаровываться. А в случае с господами кумирами реальность наступает поздно. Пока мы выросли, пока мы добрались до Москвы, пока мы кем-то в той Москве стали. Или не стали. Но до своего золотого идола дотронуться смогли. И когда с него посыпалась позолота, было поздно. За спиной лет десять сказки, в которой прошло твоё детство, а заодно и юность. И теперь ты должен признаться себе, что всё это время жил в придуманном мире? Верил в несуществующего героя? Сложно. Гораздо проще убедить себя, что позолота на месте.