Преступницу вели в темницу, где ей суждено быть запертой ещё очень и очень долго.

Глава про Неро Гриджо

Неро Гриджо был графом, приближенным короля и потомственным лэндлордом. Его земли приносили доход, его дочери приносили доход, его зверинцы приносили доход. Богатство и знатное происхождение обеспечивало репутацию едва ли сравнимую с герцогской. “Быть принцем хорошо, а графом Гриджо – лучше”, – вот как говорили о Неро.

Старший сын графа уже готовился принять эту участь, стать новым Гриджо.

Старшая дочь графа уже исполнила предназначение: прекрасно получалась на портретах и радовала глаз народа в заметках, где твердили о её выездах на отдых и приёмах.

Младший сын графа сделал карьеру военного. Браво!

Средняя дочь графа вышла замуж за благородного священнослужителя – очень мило.

Младшая дочь графа… была Эммой.

Нил Гриджо – был виконтом. Жил в Мерло, женился на почтенной вдове, обзавёлся одним сыном и тремя дочерьми и прослыл отличным производителем вина, что и похвально, и не “граф Гриджо”, увы.

Нил и Неро почти никогда не встречались, дети Неро использовали поместье дядюшки для отдыха в детстве и мечтали прикупить там землю после вступления в брак, но никогда ничего подобного никто не делал. И вот Нил пригодился брату впервые со времён их отрочества.

– Нил, как я рад, дорогой брат, – улыбнулся Неро, прежде обращаясь к брату, нежели к блудной дочери.

Дочь же его стояла вся красная как рак, с бешено сверкающими бирюзой глазами, унаследованными от бабки неясного происхождения, и недовольно пыхтела. Под руки её держали чистенькие и светленькие дочки Нила, как на подбор фирменные Гриджо. И Эмма! Сущее наказания. Чёрные волосы, лицо загорело, веснушки, эти её бирюзовые локоны и глаза!

– Спасибо, что позаботился об Эмме, как отдохнула, дорогая? – почти сквозь зубы прошипел Неро, обращаясь к дочери, но ответить ей не дали.

– О, дорогой дядюшка, так прекрасно было провести эти недели в компании кузины! Тётушка! Как мы рады! – прощебетала одна из дочерей Нила и потянула Эмму на себя.

– Проходите же в дом! – улыбнулся Неро и задержал Эмму, сжав её руку.

Кузины тут же отступили, засобирались и почти сразу все испарились, прикрыв за собой дверь.

Эмма и Неро остались одни, и сердце дочери дрогнуло от страха, впервые в жизни это случилось рядом с горячо любимым отцом.

– Папа…

– Идём, – сухо ответил он и грубо схватив Эмму под руку потащил минуя парадные двери в крошечный коридор для прислуги.

«Опять??»

«Крепись…»

– Папа… что проис…

– Позор! – прорычал он.

Тёмный коридор обрывался серой кухней, на которой чадили кастрюли и скверно пахло. Эмма тут же поёжилась, опасаясь, что новое платье пропахнет тошнотворным запахом, что-то пригорело или прокисло. В поместье всё было и знакомо и нет. Эту кухню Эмма помнила совсем другой, и прислуга казалась будто бы более перепуганной и кроткой, потолки стали ниже, стены ближе друг к другу.

Всё давило.

А сердце недовольно ворочалось и молило остановить это безумие. Предчувствие беды… хуже самой беды.

– Объявите, что Леди Эмма отдыхает с дороги и присоединится к ужину. Она неважно себя чувствует, – прорычал Неро, усаживая Эмму на стул посреди кухни. – И все вон! Ты – останься, – он ткнул в сторону полной кухарки, а потом ещё и на тощую девочку-поварёнка. – И сообщите моей супруге… чтобы делала всё, как мы договаривались.

– Папа… – Эмма хотела было встать, но отец толкнул её в плечо и усадил на место.

– Позор, Эмма. Это. Был. Позор. Что скажешь? Что тебя околдовали? Чушь! Вздорная, несносная, эгоистичная девчонка!

И впервые в жизни щёку Эммы опалило пощёчиной.

Звук ещё долго не стихал в душной кухне и кухарка с поварёнком поёжились, отпрянув и потупив взгляд, настолько он был громким и отчётливым.

Ни с чем не спутаешь.

А Эмма настырно поймала взгляд кухарки, со злобой глядя на добродушное существо, не желавшее ей зла, мол, и ты не защитишь?

Нет. Никто не защитит.

Эмма это чувствовала как никогда ярко и отчётливо. Она – бесправная девочка, совершившая большую ошибку. И тут она одинова, и ненависть отца, что просто сочилась из его пор, была ощутимее, чем что-либо другое, страшнее грозы и бури, страшнее шторма в открытом океане. Страшнее, чем остаться одной в Нардинском лесу.

– Дура! – прорычал Неро, отвернулся и пересёк кухню. – Но я не дам тебе нас погубить. Нет уж… Ты так просто не отделаешься.

– Что ты хочешь… – бесцветным голосом спросила Эмма. – Уж лучше отпусти и скажи, что умерла твоя дочь в дороге от лихорадки.

– Ба! Как ты ловко выдумала! А ты тем временем снова меня обчистишь и будешь, как голодранка побираться по миру? Нет, милая… такого я тебе не позволю, – Неро шипел и лицо его становилось всё более и более красным.

"Кто этот человек?" – ахнула про себя Эмма.

"Мы никогда ему не доверяли… мамочки, что-то мне не хорошо…"

– Ты! – ткнул он на девочку-поварёнка. – Ножницы неси. А ты, – теперь на кухарку. – Руки её держи. Пора этот цирк прекращать. Ох, Эмма… мы терпели тебя долго… И будет.

Эмма сидела в своей детской комнате и до сих пор слышала противное шуршание волос над ухом, скрип с которым туповатые ножницы заедают, отрезая прекрасные локоны, которые безжизненной трухой валились к ногам.

Кудри на глазах раскручивались, становились серыми, бирюза из них будто утекала. Она точно прощались, являя миру свой волшебный дар напоследок, и при виде этих несчастных клочков на полу и шёлковых юбках, сердце сжималось от боли и тоски. Эмме даже казалось, что сил становилось меньше… и меньше, с каждой кудряшкой.

А теперь этот противный звук преследовал и не выходил из головы, и Эмма хныкала и тёрла виски, ей чудилось, что волосы щекочут шею. Что она обнажена, что обезображена.

«Ты где?..» – молила она голос, но он молчал.