уголке поставили столик для игры в слим, мужчины потягивали виски, наверняка привезённый из Мерло дядюшкой. Трещал огонь в камине, а сидящие подле него кузины вышивали.

Это было похоже на образцово-показательное выступление, на спектакль, театральную постановку, и, ох, как же Эмма злилась.

«И ты, мой друг, меня оставил…» – молилась она, обращаясь к собственному внутреннему голосу.

Тишина теперь была её спутницей, как назло.

Тишина и одиночество.

И чувство предательства, на котором можно свернуть горы, если есть силы.

– Дорогая! – воскликнул сам Дьявол, Неро Гриджо, и обернулся к дочери, воздев к потолку руку с бокалом. – А вот и ты! Не представляешь, какие тут творились без тебя новости! Простите, графиня, я вынужден всё рассказать моей милой дочери…

– Ну что вы, – графиня Чарасская вышла вперёд.

Ещё одна актриса театра, очевидно, на ведущей роли.

– Вы меня смущаете. Такой позор… как я могла подумать такое? Не будьте ко мне жестоки! Милая Эмма, вы так хороши. И эта самозванка на вас совсем не похожа!

Эмма слабо улыбнулась под строгим взглядом отца. Как же она хотела испортить всем праздник, разрушить отцу его игру, но только бы понимала до конца, что к чему. Понимала бы, какова цель Неро, а он только лукаво улыбался и потягивал виски глоток за глотком.

– Очаровательны… – пропела графиня и удалилась с авансцены.

На неё вышли граф и графиня Алиготе, а за их спинами маячил Гай.

Его тонкое гладкое лицо, такое отличное от лица Глера, такое нахальное и слишком молодое, показалось личной насмешкой над Эммой.

«Нет уж… я тебе не невеста, Гай Алиготе, и не мечтай!»

– О, мы так волновались! Эти сплетни! – затараторила графиня Алиготе, сжав руки Эммы.

Фальш. Какая же фальш! Сколько приданого им пообещали за эту ложь? Ради кого этот спектакль?

– И эта самозванка… её поймают! Она пользовалась вашим именем, дорогая, но всем очевидно, что это только вульгарная подделка… Вы так загорели в Мерло!

«Да, в Мерло… конечно! И вовсе не на борту «Белой магнолии» в Лавалле!» – рычала Эмма, но без всякой надежды на ответ.

Её милая зверушка, её лучший друг внутренний голос, теперь уже наверняка затих…

– Дорогая, как я рад. Ты так надолго нас оставила! Была ли ты в тех местах, что мы выбрали для нашего будущего дома? – Гай Алиготе приблизился вплотную, будто намекая, что Эмме не так уж и просто будет сбежать.

Она содрогнулась.

От «жениха» отвратительно тошнотворно пахло одеколоном и цветочным мылом.

А ещё тепло его тела было так отлично от Глера, что казалось не просто неправильным, но и вовсе ненастоящим.

Эмма дёрнулась от неожиданности, но Гай протянул руку и придержал её за спину всё с той же сладкой улыбкой.

– Ну что ты… я слишком дорого заплатил, чтобы всё исправить, – прошипел он. – Так что будь добра… оставайся на месте… милая.

Глава, в которой Эмма и сестры шьют и беседуют

Эмма сидела в обществе сестёр и кузин за вышивкой и проклинала свой новый ужасный парик.

Короткие волосы под ним чесались, и это отвлекало, помимо ещё множества факторов, не способствующих работе.

Руки мелко подрагивали, сердце горело от обиды и раздражения, внимание ускользало, и вышивка уже пошла плохо, криво, и можно было смело швырнуть её в камин.

– Ох, как красиво, Эмма, – пропела Эльвина, старшая сестра, та, что замужем за богачом.

Она считала, что знает больше других, что и как, поскольку уже родила детей и была жутко мудрой замужней дамой. А Эмма ещё помнила, как пять лет назад эта сама Эльвина чуть не опозорилась, почти вступив в связь с заезжим офицером, который щеголял новенькой формой и белыми зубами, как у акулы.

– Да, Эмма, ди-ивно… – сморщилась “святая простота” средняя сестра Эммы, Эва.

“Жена священника, как же! Да кому нужна эта религия?”

Церкви в Траминере не имели никакого смысла, никто ни в кого не верил. Раньше были какие-то земляные божки, поклонялись неким эльфам, и в их честь воздвигали храмы. А потом должность священнослужителя просто превратилась в пафосный и смехотворный пост, на котором сменяли друг друга всякие проходимцы. Единственной задачей священника было жениться на достойной даме, завести детей и проповедовать, что король – лучшее, что случилось с Траминером, магия – это дар, который мы бережём и не используем, а хорошие манеры – главная ценность.

Муж Эвы ходил по их деревне с важным видом и всем улыбался. Следом по обыкновению семенила сама Эва и все вздыхали, как чисты и благородны эти Грейпы.

Эмма невольно фыркнула, и сестры с осуждением на неё воззрились.

Быть отверженной оказалось не смешно. Ещё и этот парик…

Теперь Эмма выглядела совсем не так, как прежде, и скрипя зубами старалась смириться с новым положением дел. Её волосы, если их можно было так назвать, лежали аккуратными волнами, а на макушке их убирали искусственными косами, приколотыми на шпильки. Лицо белили, чтобы скрыть загар, а чёрные брови активно запудривали коричневым порошком. Слишком алые губы покрывали светло-розовой пастой, отчего они сохли и трескались.

Платья теперь были всегда белые в цветочек, как у деревенской аристократки на выданье. Скромные, изящные и прямо-таки кричащие о нетронутой благодетели.

Только выражения лица никто переделать не смог. Как было недовольным и протестующим, так и осталось!

И никакого Гая Эмма не признавала, как с ней не бились.

Семейство Алиготе уехало, не попрощавшись с “невестой”, которую объявили захворавшей, отец сам вёл переговоры и настаивал, что свадьба, конечно, будет. Гай светился от счастья, его родители обещали всевозможную поддержку этому браку.

А Эмма смотрела, как их экипаж удаляется, и понимала: теперь её щадить не станут.

Не стали.

Каждый день от Эммы требовали вышивать с сёстрами, каждый вечер с ними читать, каждое утро пить чай и совершать прогулки на воздухе, призванные взбодрить и дать сил на целый день активного труда.

Труда?

“Кто-то из этих кумушек