Единственное толковое, что сделала в эти дни Альбина, – этоубралась наконец-то в квартире. Немножко легче стало на душе, когда всевывернутое из шкафов и ящиков комода затолкала обратно и намыла пол. Когдазапихивала образовавшуюся гору мусора в пластиковый пакет, раздался телефонныйзвонок. Альбина взяла трубку с опаской – и не зря: звонила маменька. Иначалось: как Аля может позволить, что бедная Галочка до сих пор… где ты вообщешляешься днями и ночами, я звоню, звоню… имей в виду, что частично эта квартирапринадлежит и мне тоже, я имею все юридические права на половину ее стоимости,так что смотри!..

– Ма, что-то я тебя совсем не слышу, – с тоской сказалаАльбина. – Может, позднее перезвонишь?

И ничего не добилась: трубка начала орать во всю мочь,отчеканивая каждое слово, чтобы лучше было слышно.

Альбина вздыхала, вздыхала – да и нажала на рычаг. Этопроизошло настолько неожиданно, что она даже испугалась собственной смелости. Ипотом с трудом удерживала себя, чтобы не отвечать на другие попыткидозвониться. Телефон поразорялся разиков пять, потом выдохся и смолк. Наверное,матушка решила, что она ушла.

Однако Альбина не ушла. Сидела с ногами на продавленномдиване, где спала все эти московские годы, бестолково включала и выключала бра,слушала тихо-тихонечко Вертинского по старенькому, обмотанному изолентоймагнитофону, и, глядя в примороженное окно, тихо удивлялась, почему мама ее нелюбит. Подобные размышления не были для Альбины новостью – им она посвятила,можно сказать, всю свою жизнь, и со временем они несколько утратили болезненнуюостроту, но сейчас вдруг как-то снова подкатило… Почему, собственно, матушка несделала в свое время аборт и не избавилась от неизвестно кого прижитогоребенка? Версий о своем отце – погибшем на задании летчике, подводнике,геологе, секретном разведчике и т.д. и т.п – Альбина наслушалась в свое времявеликое множество. Алина Яковлевна отличалась буйной фантазией, но короткойпамятью, и постепенно многочисленные варианты отцовской биографии началинаезжать друг на дружку и вступать между собой в явное противоречие. А современем придуряться матушке и вовсе надоело. И Альбина поняла, что быларезультатом случайной интрижки и проблемой всей материнской жизни. Нет,конечно, она не голодала, не ходила оборванкой, а скорее, наоборот,бита-шлепана бывала не чаще своих подружек… а любовь – что такое материнскаялюбовь, как не каждодневная забота? Если так – значит, ее любили.

Да ладно, глупости все это. Со временем все плохое должнозабываться, а она, Альбина, и впрямь какая-то моральная уродка: вспоминаетплохое все чаще и чаще. Например, как мать приходила в школу и жаловалась нанее учительницам. Или кричала исступленно: «У тебя все из рук валится! Никомунужна не будешь!»

«Ага, ты еще поплачь!» – зло сказала себе Альбина и съехалас диванчика.

Огляделась. Может быть, что-нибудь забрать с собой кВалерии? Безделушку, цветок с окна, хоть открытку какую-то?

Нет. Все чужое. Даже то, что она сама купила себе! И есликогда-нибудь эта квартира и впрямь достанется Альбине, надо ее продать, незадумываясь!

Вышла в коридор, мельком глянула на себя в зеркало:наконец-то вылезла из надоевших джинсов и свитерка! – и взялась за шубу. Рядомс сапогами лежал обрывок бумаги, и Альбина покачала головой: хорошо же онаодевалась!

Она бы выбросила бумажку, да невзначай зацепилась взглядомза цифру 16. Это был номер теткиной квартиры. Машинально развернув обрывок,Альбина обнаружила на нем и весь адрес: улицу, номер дома, квартиры, этаж.

Адрес был знакомый, а почерк – нет. И обрывок сам по себедовольно странный: плотная бумага, по которой тянется ряд голубых квадратиков,перетекающих один в другой, от еле различимого до очень яркого. А сверхушариковой ручкой довольно коряво нацарапан адрес.

Конечно, вполне это могла записать одна из приятельниц тетиГали, чтобы не перепутать. Только вот в чем штука: насколько знала Альбина, ниодна из теткиных знакомых не работала ни в типографии, ни в книжномиздательстве. Зато в типографии недолго работала Алина Яковлевна – давно,Альбина тогда еще в школе училась. И она прекрасно знала, что держит в рукахкраешек пробы цветоделения. Прежде чем напечатать цветную иллюстрацию илиобложку, цвет разделяют на несколько составляющих: голубой, пурпурный, желтый,черный. Все остальные оттенки получаются от смешения этих цветов в разномпроцентном соотношении. Вот на таком обрывке чистой голубой пробы и был записанадрес, по которому еще недавно жили тетя Галя и Альбина.

Совершенно чужая в этом доме бумага. Незнакомый почерк…«Шведская спичка!» – мысленно ухмыльнулась Альбина и бросила бумажку в пакет смусором.

Уже стемнело, когда она вышла на улицу. Синийспаситель-трайлер стоял на своем обычном месте, перегораживая подъезд.Неожиданно для себя самой Альбина поклонилась ему в пояс и побежала костановке.

Валерия открыла ей дверь, запахивая халат, надетый на голоетело:

– Хорошо, что пришла. Я тут просто умираю, в ванну хочузалезть, а когда колонка шумит, звонка не слышно. Иди ешь, там сосиски ещегорячие.

Ничего не спросила: наверное, по Альбининому лицу и так всеясно. А она не удержалась – бросила-таки на подругу вопросительный взгляд.Валерия наморщила свой веснушчатый, несколько длинноватый и, прямо скажем, хищныйнос:

– Дохляк. Со мной даже не стали разговаривать. И мои барашкив бумажке – такая жалкая мелочь по сравнению с их гонорарами, что им нет нуникакого резона нарушать врачебную тайну.

– А ты им сказала, что этот транс, возможно, человека убил?– вспыхнула Альбина, сразу сообразив, о чем речь. О визитах Валерии кспециалистам по изменению пола! Итак, она не выяснила, кто та женщина-мужчина(нужное подчеркнуть). Да и со скудным набором примет, который имелся у Валерии,выяснить это было просто невозможно.

– Честно говоря, это не лучший ход, – сказала Валерия,подбирая распадающиеся кудри. – В конце концов, его могли прооперировать и вПитере, и в Киеве, и в Париже – с тем же самым успехом.

– Или в Нью-Йорке, – уныло согласилась Альбина.

– Точно! Или в Лондоне.

– Или в Мадриде, Монреале, Пекине…

– Или в Урюпинске…

– А вот это вряд ли! – Альбина наконец-то рассмеялась.

Глаза Валерии довольно блеснули, и, помахав на прощание, онаунесла шелест своих шелков и запах духов в ванную. И промельк хорошегонастроения – тоже.

Альбина уныло дожевывала вторую сосиску, когда зазвонилтелефон. Перегнувшись через стол, она сняла трубку.