Рождественская роза (2)

(Anastatica hierochuntica)

В других районах Альп бдение происходит в помещении и сосредотачивается вокруг иного растения, носящего название рождественской розы, – сухого, пыльного шара из спутанных листьев. Это иерихонская роза, или «воскресающее растение», в спящем состоянии. Этот уроженец Ближнего Востока, который кувыркается без корней по пустыне, распускает длинные тонкие листья только в сезон дождей, когда в его сердце быстро прорастают семена и дают крошечные белые цветы.

В швейцарском Поскьяво, где она на самом деле не растет, рождественскую розу ставят в чашу с водой рано утром в канун Рождества. Затем услаждают песней. Как раз в тот момент, когда репертуар заканчивается, а это около полуночи, бывшее до этого сухим растение распускает листья, полагая, что в Святую Землю пришла весна.

Рождественская роза (3)

(Rosa alba)

«Он не умер! – говорят Розы Герде, когда она спрашивает о судьбе своей потерянного друга Кая в третьей главе «Снежной королевы» Андерсена. – Мы же были под землею, где все умершие, но Кая меж ними не было»[78].

Герда была не первой и не последней незамужней девушкой, которая требовала от розы информацию о возлюбленном. В отличие от первых двух рождественских роз, эта – настоящий представитель рода Rosa. На самом деле подойдет любая белая роза, но поскольку далее будет немного устаревшее английское гадание, вероятно, лучше всего использовать старомодную дамасскую или галльский шиповник.

Какую бы розу вы ни выбрали, она должна быть белой, и ее надо сорвать, когда тень на солнечных часах указывает строго на двенадцать в день летнего солнцестояния. Она должна быть полностью раскрыта. Не опускайте розу в воду. Заверните цветок в белую папиросную бумагу и положите в дальний ящик стола до Рождества. Когда одеваетесь рождественским утром, выберите что-нибудь с глубоким вырезом. Поместите розу в декольте и занимайтесь своими делами. Рано или поздно кто-нибудь заметит смятый цветок и поможет вам его вытащить. Это будет ваш будущий супруг.

Яблоня

(Malus domestica)

Произносить древнеанглийское слово-предложение Wassail («васейл», здравица) – значит побуждать того, к кому вы обращаетесь, «быть здоровым». Колядовать, здравить – значит странствовать, желая здоровья всем, кого встречаешь.

Здравить можно не только людей, но и сады, поля и даже рогатый скот. Большинство людей слышали о заздравной чаше [79], но была так же и заздравная коробка, в которой в гнезде из папиросной бумаги лежала фарфоровая куколка, окруженная яблоками и бумажными розами – более чем жуткое изображение Младенца Иисуса. Здравящих могли вознаградить или уговорить уйти с помощью пирогов, пива или денег.

Здравница могла принимать множество форм. Самой зрелищной была здравница огня. Ее могли устроить в любое время от сочельника до кануна Богоявления. В восемнадцатом веке в Херефордшире на бесплодных зимних полях было зажжено тринадцать костров: один большой, двенадцать маленьких, словно огненный шабаш. В некоторых частях графства эти огни считались ведьминскими, а в других символизировали двенадцать апостолов и Деву Марию или кого-то по имени Старая Мэг. (Как ни странно, Иисус остался в стороне.) Кроме того, большой огонь может быть признан солнцем, а меньшие – месяцами года. В Росс-он-Уай также жгли соломенную Деву, в качестве невесты для Старика, который вот-вот должен был пожаловать.

Еще одна огненная здравница в Западной стране [80] – сожжение Куста – голого сука боярышника, чьи ветки были загнуты в шар. Этот шар висел на кухне круглый год, но в новогоднее утро его первым делом снимали, начиняли соломой и поджигали. Затем пылающий Куст несли – как можно предположить, быстро и осторожно – по полям. Злые духи, заставлявшие урожай гибнуть, заключались в ловушку внутри шара и сгорали вместе с Кустом. Сразу же создавался новый Куст, концы его веток опалялись в огне старого, поскольку неразумно было оставаться без защиты даже на одну ночь. В Бринсопе церемония завершалась, когда все мужчины деревни нараспев произносили «Старый сидр», глубоко и монотонно, как тибетские монахи.

Сидр подводит нас к яблочной здравнице, или здравнице деревьев. Обычно обряд включал в себя поливание корней крепким сидром, но иногда дело принимало жестокий оборот. На континенте деревья забивали камнями и/или сильно колотили дубинками и прутьями. В Херефордшире деревья расстреливали, но их также услаждали песнями. В семнадцатом веке в Сассексе это было известно как «воющий сад»: «Крепко стой корнем, расти хорошую верхушку / Молись, чтобы Бог послал нам воющий хороший урожай» [81].

Многие песни были адресованы «тебе, старая яблоня» или просто «старине», поскольку особое внимание всегда уделялось самому старому дереву в саду.

Яблоневый Человек, как и томтен в ботре, жил на самом старом дереве в саду, с которого мог присматривать за состоянием хозяйства. В каждом саду был такой. Пользуясь иногда нелестным прозвищем Ленивый Лоуренс, он отговаривал воров от кражи яблок во время сбора урожая. В этом ему могла бы помочь пожилая Белая дама.

В «Народных сказках Англии» (Folktales of England) Рут Л. Тонг представляет питминстерскую версию сказки, в которой лишенный наследства сын процветает после почтительной встречи с Яблоневым Человеком. Согласно закону Сомерсета, недвижимость переходила к младшему сыну, и тот унаследовал все с потрохами. В этой истории младший сын сдает в аренду старшему брату клочок земли с полуразвалившимся домом на нем, яблоневую рощу и дряхлого быка с ослом. Чтобы еще больше унизить его, благородный младший брат объявляет, что собирается зайти в полночь в канун Рождества и заставить осла сказать ему, где на участке зарыто сокровище. Широко распространено мнение, что в полночь в канун Рождества животным дозволяется говорить, как в «Портном из Глостера» Беатрис Поттер, где мыши, птицы, летучие мыши и кошки читают детские стишки, когда часы бьют двенадцать. Разговоры деревенского скота были более зловещими: лошади, овцы и коровы иногда произносили пророчества о смерти для тех, кто осмеливался подслушивать.

Старший брат выходит незадолго до полуночи в канун Рождества, чтобы предложить последнюю кружку сидра деревьям. Он уже дал несколько лакомых кусочков быку и ослу и украсил их стойла остролистом, так что мы знаем: он порядочный парень. Когда юноша выливает сидр на корни, перед ним появляется Яблоневый Человек, его лицо такое же морщинистое, как последнее обмороженное яблоко, которое всегда оставляли на ветке для фей. Он убеждает старшего брата сунуть лопату под один из его искривленных корней. И действительно, счастливчик выкапывает сундук, полный золотых монет и быстро прячет его в доме до прихода младшего брата. Когда младший брат поворачивает к воротам, он слышит, как осел и бык говорят о грубом и жадном дураке, который пришел за сокровищем слишком поздно. Незадачливый кладоискатель возвращается домой, перехитренный Яблоневым Человеком.

В «Кошке Тибба и Яблоневом Человеке» (Tibb’s Cat and the Apple-Tree Man) Рут Л. Тонг предлагает нам еще одну странную, но очаровательную историю о любопытной маленькой кошке, которая жила на ферме Тибба. Эта «молочница», как обычно называли кошек с белыми пятнами, хотела знать, куда идут черные кошки во все «чудные ночи, когда ведьмы встречаются »[82], и всегда пыталась следовать за ними. Не поспев на Сретение и Хэллоуин, она, наконец, добирается до края сада, куда ушли другие кошки, в канун Нового года. Но прежде чем она успевает ступить хоть одной лапой в сад, Яблоневый Человек взывает к ней своим скрипучим голосом, убеждая вернуться домой, потому что скоро люди придут лить сидр на его корни и стрелять из ружей, чтобы отпугнуть ведьм. «Нет, сад не место для кошечки в новогоднюю ночь», – говорит он ей. Лучше подождать и попробовать еще раз в канун святого Тибба. Кошечка