можно было только жесткими мерами. Полезным предостережением тут оказался пример других стран, где политика приобрела догматический характер: резня в оккупированных испанцами Нидерландах в конце 1560-х гг.; Варфоломеевская ночь 1572 г. во Франции, когда были убиты десятки тысяч протестантов; Антверпен, разоренный в 1576 г. испанскими солдатами, а также многочисленные убийства монархов и других политических деятелей, полностью или частично мотивированные религиозным фанатизмом[187].

Мирное сосуществование, напротив, приносило очевидные выгоды. В обмен на религиозную свободу для дворян Верхней и Нижней Австрии Максимилиан II получил после 1568 г. согласие обоих ландтагов на расходование 2,5 млн дукатов. Брат Максимилиана эрцгерцог Карл распространил политику веротерпимости на герцогства «Внутренней Австрии» (Штирию, Каринтию и Крайну), что принесло в 1578 г. еще 1,7 млн дукатов и обещание их сословных съездов на постоянной основе финансировать укрепление обороноспособности Хорватии. Более того, не оглядываясь постоянно на Святой престол, Максимилиан II и Рудольф II получили неограниченный доступ к доходам монастырей через недавно учрежденный Монастырский совет (Klosterrat), хотя при его создании Максимилиан и провозгласил задачей совета борьбу со злоупотреблениями[188].

По условиям Аугсбургского мира 1555 г. вероисповедание каждого княжества определял его правитель. Таким образом, Габсбурги могли решать, какой будет вера их подданных в Австрии и соседних герцогствах. Максимилиан, однако, и сам толком не понимал, какой веры придерживается, не говоря уж о том, какую следует исповедовать его подданным. Рудольф II был в большей степени привержен католической вере, но, случалось, подолгу уклонялся от отправления религиозных обрядов. Случившееся неподалеку от венского собора Святого Стефана в 1578 г. нападение толпы на возглавляемый Рудольфом крестный ход (названное «Молочной войной», поскольку атакующие швыряли кувшины с молоком), похоже, повергло его в глубокое уныние и побудило окончательно перебраться в Прагу[189].

После самоустранения Рудольфа инициатива в религиозных вопросах перешла к его дядьям, Фердинанду Тирольскому (1529–1595) и Карлу Штирийскому (1540–1590). С первым из них шутить было явно опасно. Он мог легко — как дротик — метать тяжелую пехотную пику и, отринув условности, взял в жены не имевшую отношения к аристократии Филиппину Вельзер, с которой познакомился на маскараде, не зная, кто она такая. Дочь аугсбургского банкира, Филиппина должна была, кроме прочего, унаследовать Венесуэлу по долговой расписке императора Карла V, который занимал деньги у ее дяди. Лишь незадолго до свадьбы долг был списан, так что Тироль так и не стал колониальной державой. Фердинанд собрал великолепный кабинет редкостей, до сих пор хранящийся в замке Амбрас близ Инсбрука, а также построил под Прагой летний дворец Звезда (Hvežda), который спроектирован в соответствии с алхимическими принципами и имеет в плане форму гексаграммы.

Брат Фердинанда Карл отличался редкой скупостью: в его дворце в Граце едва насчитывалось 30 слуг и приближенных. У него были веские причины для бережливости, ведь на Штирию ложились расходы по содержанию хорватского оборонительного рубежа против турок. Тем не менее в Липице неподалеку от Триеста (ныне это Словения) Карл основал конный завод, где скрещивал андалусских скакунов и вывел знаменитую белую липицианскую породу. Липицианцев обучали «испанскому шагу», при котором лошадь высоко поднимает колени передних ног, и показывали на временном манеже, сооруженном Максимилианом II рядом с дворцом Хофбург в Вене. В 1730-х гг. на месте этого деревянного манежа возвели современную Испанскую (или Зимнюю) школу верховой езды[190].

При всех своих увлечениях братья были непреклонными и ревностными католиками. В 1579 г. Карл и Фердинанд встретились в Мюнхене с герцогом Баварии Вильгельмом и сообща разработали проект возвращения Тироля и герцогств Внутренней Австрии в лоно католичества. Протокол этого совещания сохранился, и сегодня от виртуозного коварства их плана кровь стынет в жилах. Привилегии, дарованные дворянству в отношении свободы вероисповедания, «должны быть отменены при первой же возможности», но все трое согласились, что делать это лучше постепенно, шаг за шагом. Например, города формально никаких привилегий не получали, поэтому по отношению к ним в вопросах вероисповедания можно было применять принуждение — такая стратегия должна была вызвать раскол между горожанами и их единоверцами из дворян. При этом на прямой вопрос эрцгерцоги всегда имели возможность ответить, что чтут условия Аугсбургского религиозного мира. Кроме того, они решили целенаправленно смешивать благонадежность в вопросах веры с лояльностью самим себе как государям и в дальнейшем назначать на высокие посты только дворян-католиков[191].

План 1579 г. представляет собой одно из самых решительных проявлений значительно более масштабного процесса так называемой конфессионализации — политики, не просто требующей единообразия веры и обрядовости, но и приравнивающей его к лояльности монарху и должному подчинению государственным институтам. Как объяснял в ландтаге Крайны эрцгерцог Карл, неуважение таинств и участие в богохульных действах ведут к беспорядку и тем самым подрывают авторитет правителя. Поэтому, отмечал он, соблюдение католических обрядов «есть теперь вопрос не только веры, но верховенства суверена и должного повиновения подданных». Еще резче высказывался будущий епископ Вены Мельхиор Клесль: «Отошедшие от истинной веры по природе своей неблагонадежны». Где-то в это же время в политическом лексиконе католиков появилось слово «еретьян» (Retzer) — сложение слов «еретик» и «смутьян»[192].

Следующие несколько лет мюнхенская программа 1579 г. выполнялась в полную силу. Из городов Тироля и Внутренней Австрии изгоняли протестантских проповедников, а членов городских советов принуждали подписывать клятву верности католической церкви. В 1585 г. Фердинанд Тирольский приказал провести ревизию всех религиозных книг в провинции, начиная со сборников гимнов и заканчивая школьными учебниками, и подтвердил, что на благосклонность правителя могут рассчитывать только те, кто верен католическим догматам. В Штирии тем временем горожане подвергались экзаменовке по вопросам религии. Кто не справлялся, лишался статуса полноправного бюргера, а зачастую и права на проживание в городе. Как и предполагалось в программе 1579 г., знать роптала, но не никак не помогала единоверцам[193].

Сопротивление в основном оказывали низы общества. В 1590 г. в Граце протестанты взбунтовались и грозили устроить «кровавую парижскую свадьбу», намекая на случившуюся почти 20 лет назад Варфоломеевскую ночь. Мятежников рассеяла гроза. В сельской местности протестанты покидали свои дома и уходили на поиски более приветливых мест, что обернулось закрытием шахт в Штирии и Тироле. Оставшиеся устраивали богослужения в лесах и полях. Сохранившиеся до сих пор топографические названия свидетельствуют, что люди оставались верны протестантскому учению: «Лесная церковь», «Часовенный луг», «Скала проповедника» (Waldkirche, Tempelwiese, Predigerstein)[194].

Власти Верхней и Нижней Австрии, несмотря на сопротивление, тоже следовали мюнхенскому плану. Первоначальной мишенью и здесь стали города, так что на протяжении 1580-х гг. в Нижней Австрии старательно зачистили от ереси Вену, Кремс-ан-дер-Донау и Штейн. Смирить Верхнюю Австрию оказалось труднее, в частности, потому,