– Это не материя.

– А что тогда?

– Ткань тела.

Дольф только уставился на меня. И держал карандаш так, будтоон мог сломаться.

– Ты серьезно?

– Ожог третьей степени, – сказала я.

– Отчего такое бывает?

– Можешь дать мне свой карандаш?

Он подал его мне без слова.

Я стала раскапывать на левой стороне ее груди. Она таксильно обгорела, что кожа сплавилась с блузкой. Я раздвинула слои, вдвигаякарандаш внутрь. Тело было до ужаса легким и покрыто корочкой, как пригоревшаякурица. Когда я погрузила карандаш в ожог до половины, он коснулся чего-тотвердого. Поддев кончиком карандаша, я это вытащила. Когда оно было почти наповерхности, я вложила пальцы в дыру и вытащила из обгорелой плоти кусокпокореженного металла.

– Что это? – спросил Дольф.

– То, что осталось от ее креста.

– Не может быть. – Дольф затряс головой.

Из черной золы блеснул кусок оплавленного серебра.

– Это ее крест, Дольф. Он вплавился ей в грудь и поджегодежду. Чего я не понимаю, почему вампир сохранил контакт с горящим металлом.Он должен быть обожжен не меньше, чем она, но его здесь нет.

– Объясни это, – сказал он.

– Анималистические вампиры похожи в этом на наркоманов.Они не чувствуют боли. Я думаю, вампир прижал ее к груди, крест его коснулся изапылал, а он не отодвинулся и раздирал ее, пока они оба горели. Любойнормальный вампир для нее опасности не представлял бы.

– Значит, этого кресты остановить не могут, – сказалон.

– Очевидно, нет, – подтвердила я, глядя на кусокметалла.

Четверо в форме поглядывали в полутемный коридор нескольконервно. Я тоже. Они не договаривались, что кресты работать не будут. Я тоже. Онечувствительности к боли упоминалось в беглой сноске одной статьи. И никто недодумался до следствия, что в этом случае крест тебя не защитит. Если выживу,придется чиркнуть заметку в “Вампир куотерли”. Крест, вплавленный в тело, – нуи ну!

Дольф встал.

– Всем держаться вместе.

– Кресты не действуют, – сказал один из тех, что вформе. – Надо вернуться и ждать спецсилы!

Дольф на него только мельком глянул:

– Можешь вернуться, если хочешь. – И посмотрел намертвую женщину. – Дальше только добровольцы. Остальные возвращайтесь и ждитеспецов.

Высокий кивнул и тронул за плечо своего напарника. Тоттяжело сглотнул, кинул взгляд на Дольфа, потом на обгорелое скрюченное тело. Ипозволил своему напарнику повести себя назад по коридору. Назад в безопасностьи прочь от безумия. Хорошо бы и нам туда же, но мы не могли дать ускользнутькому-то вроде этой твари. Даже не имей мы распоряжения на ликвидацию, мы былучше ее убили, чем рисковали выпустить наружу.

– А ты с новичком? – спросил Дольф у чернокожего.

– Я от монстров в жизни не бегал. А он вполне можетпойти с остальными.

Блондинчик затряс головой, держа пистолет в сведенной отнапряжения руке.

– Я остаюсь.

Чернокожий улыбнулся, и эта улыбка сказала больше слов. Этотпарень сделал выбор мужчины. Или человека? Как бы там ни было, он остался.

– Еще один поворот, и мы увидим хранилище, – сказала я.

Дольф посмотрел на последний угол. Потом его глазавстретились с моими, и я пожала плечами. Что будет там, за углом, – я не знала.Этот вампир выделывал вещи, которые я назвала бы невозможными. Правила игрыпоменялись, и не в нашу пользу.

У дальней от угла стены я задержалась. Прижавшись спиной кстене, я медленно скользнула за угол. Передо мной был короткий прямой коридор.Посреди пола лежал револьвер. Оружие второй охранницы? Может быть. В левойстене должна была быть большая стальная дверь с висящими крестами. Только стальбыла выплеснута наружу перекрученным серебристым хаосом. Значит, они все жепоместили тело в хранилище. Не по моей вине погибли охранники. Им ничего недолжно было грозить.

Все было неподвижно. Света в хранилище не было. Тольковзорванная тьма. Если в этой комнате ждал вампир, мне он был не виден. Конечно,я не подходила слишком близко. Близко – это казалось не очень удачной идеей.

– Чисто, насколько я могу судить.

– Мне не кажется, что ты в этом уверена, – сказалДольф.

– Я и не уверена, – согласилась я. – Выгляни за угол ипосмотри, что осталось от хранилища.

Он не выглянул, он обошел и посмотрел. И вроде какприсвистнул. Зебровски же сказал:

– ...твою мать.

– Именно, – кивнула я.

– Он там, внутри? – спросил Дольф.

– Так я думаю.

– Ты наш эксперт. Почему в твоем голосе нетуверенности? – настаивал Дольф.

– Спроси ты меня раньше, может ли вампир пропахатьпятифутовую стальную с серебром стену, да еще увешанную крестами, я бы тебеответила: никогда и ни за что. – Я таращилась в черную дыру. – Но вот самвидишь.

– Это значит, что ты не больше нас понимаешь, чтослучилось? – спросил Зебровски.

– Ага.

– Значит, мы в дерьме по уши, – сказал он.

К сожалению, он был прав.

Перед нами зияло хранилище. Черная дыра, за которой ждетсумасшедший вампир. Как раз моя любимая работа. А то как же.

– Теперь впереди пойду я, – сказал Дольф.

У него в руках был револьвер второй охранницы. Собственныйпистолет он спрятал. У него теперь серебряные пули, и он пойдет первым. Дольфмужик правильный. Он никогда своих людей не пошлет туда, куда не пошел бы сам.Жаль, что Берт не такой. Тот скорее пообещает тебе принести в жертву своегопервенца, чем поинтересуется, как тебе работается.

У зияющей дыры в хранилище Дольф замешкался. Темнота былаплотной, хоть ножом режь. Абсолютная темнота пещеры. Такая, что можно коснутьсяпальцем глаза раньше, чем моргнешь.

Он махнул нам пистолетом, чтобы мы шли за ним, а сам пошелво тьму, дальше по коридору. Кровавые следы входили во тьму и выходили обратно.Потом шли по коридору и за угол. Эти углы мне уже надоели.

Мы с Зебровски встали у него по бокам. У меня сводило отнапряжения шею и плечи. Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнула. Лучше.Видите? У меня даже рука не дрожит.

Дольф не перекатывался по полу, чтобы пройти за угол. Онпросто обошел его спиной к стене и держа пистолет двумя руками, готовый копасности.

– Не стреляйте, я не мертвец, – послышался голос.