Решил вести огонь из двух ружей: из своего пятизарядного ПТРС и подключить новичка Егора Гнатенко. Я хотел проверить, как он владеет противотанковым ружьем. К сожалению, у нас не было дальномеров, чтобы точнее прицелиться.

Расстояние рассчитали простым, но, в общем-то, эффективным способом. Каждый определил его самостоятельно, и записали три цифры на листок бумаги. Получилось 450, 460, а Зайцев насчитал аж 480 метров.

– Вода скрадывает расстояние, – пояснил он, показывая на залитый водой луг.

Выпустили в амбразуру семь пуль: пять – я и две – Егор Гнатенко. Стреляли мы, в общем, неплохо. Продырявили в трех местах заслонку, одна или две пули влетели в щель. Сполз от сильных ударов толстый кусок дерна, оголив бревна.

Егор, как договорились, больше не стрелял. Меня же черт дернул выпустить в бревна пять штук бронебойно-зажигательных пуль. По сосновым плахам побежал огонек, а на оба наших расчета обрушился настоящий огонь.

Мгновенно отреагировал дежурный пулеметчик и очень точно (у него был оптический прицел) всадил очередь в бруствер нашего окопа. Мы опередили град пуль на считаные секунды. Успели сдернуть ружья, переползти в соседний окоп, а затем в укрытие под деревья.

Пулемет смахнул бруствер и угомонился. Зато ударили сразу два 80-миллиметровых миномета. Развалили наш окоп, разорвали в клочья оставленные там шинели, а затем взрывы веером прошлись по траншее. Один красноармеец погиб, двоих контузило.

Дзот немцы погасили. Я доложил комбату, что уничтожили наблюдателя. До конца в этом уверен не был, но, судя по тому, что фрицы не пожалели трех десятков мин, в цель мы попали.

– Наблюдал в бинокль вашу битву, – перебил мой доклад Ступак. – Продырявили заслонку, а убитых наблюдателей я что-то не видел. Ну что же, нанесли врагу ущерб, проделали две дырки в заслонке.

– Три, – механически поправил я комбата.

Лицо комбата побагровело. Он открыл и снова закрыл рот.

– Ты… ты издеваешься надо мной? Тебе было приказано дот уничтожить, а ты дурака валяешь.

Я промолчал. На Юрия Ефремовича Ступака стремительно накатывала звездная болезнь. Совсем недавно он был лейтенантом. Одним из девяти командиров рот, многие из которых гибнут или уходят по ранению, не провоевав и месяца.

Теперь Ступак – командир батальона. За короткое время поднялся от лейтенанта до капитана, ходит на совещания к командиру полка. Дивизионное начальство его уже знает. Как же, решительный командир! Бесстрашно переправился со штурмовым взводом под обстрелом через ночную речку, поджег два тяжелых танка.

В «дивизионке» про это писали, краешком отметив и меня с Назаровым. Но Саня Назаров, который под пулеметным огнем, в упор бросал бутылки с горючей смесью в танк, уже давно мертв. А я всего лишь сержант, хоть и старший. Считай, рядовой боец. Самый маленький винтик в огромной военной машине.

Должно быть, за эти месяцы нервы у меня сдали крепко. Я с нескрываемой злостью глянул на капитана:

– Мне что, через болото переплывать и гранатами дот взорвать?

– Прикажу, и поплывешь, если стрелять как следует не научился.

В этот момент пришел Зайцев, и Ступак небрежно махнул мне рукой:

– Иди к своим. Занимайтесь по плану.

Когда вернулся в отделение, ребята сидели возле котелков и терпеливо ждали меня. Принесли завтрак. Кормили в тот период плохо. В котелках была жидкая перловая каша, заправленная комбижиром, который мы терпеть не могли.

В нашей траншее сидели Савелий Гречуха с помощником. Мы поздоровались. Старшина кивнул на котелки:

– Ешьте быстрее. Если надо, добавки налью.

Белобрысый Паша Скворцов повел носом:

– Больно она невкусная, твоя каша. И хлеб как глина. Водочки бы граммов по сто, может, аппетит бы и появился.

Так с Савелием разговаривать никто не рисковал. Мог нарваться на крепкий мат в ответ. Но старшина, не побоявшийся влезть на недобитый немецкий танк с одним наганом, только усмехнулся:

– Не жрал ты, Скворец, тухлую конину и ржаные колосья вместо хлеба. Ешь, что дают. А к водке тебе еще рано тянуться.

Пока мы хлебали кашу-суп, старшина курил, прикрыв глаза и грея лицо на солнце.

– Что, Андрей, с комбатом цапнулись?

Откуда он это узнал? Ведь Гречухи поблизости не было. Но имелась у нашего старшины особенность – он всегда был в курсе всех дел. Еще он умел довольно точно предсказывать погоду, и за неимением санинструктора обрабатывал раны, лечил всякие болячки.

– Дали задание дзот уничтожить, – сказал Егор Гнатенко. – А нашими пулями бревна не подожжешь.

– Конечно, – кивнул Гречуха. – Сырые они. Но влепили вы в амбразуру крепко. Я чую, кого-то из фрицев уделали. Стреляют без конца, разозлили вы их.

Гостей у нас сегодня хватало. Явился комсорг полка Валентин Трушин. Или, как официально именовалась его должность, помощник комиссара полка по работе с комсомолом. Крепкий, такой же розовощекий, как наш пулеметчик Антон Бондарь, он вызывал у меня двойственное чувство.

Как и многие окопники, я не любил штабных. Ну, ладно, комиссар полка. Ему и по должности, и по возрасту положено из штаба политработой руководить. А Трушин, молодой политрук, что соответствовало званию старшего лейтенанта, тоже протирает штаны в штабе, выбираясь иногда на передовую.

Гречуха встал, козырнул. Нам во время еды вставать было не обязательно.

– Политинформацию проводить будете, товарищ политрук?

Трушин почуял, что старшина с тяжелым взглядом и медалью «За отвагу» хотя и приветствовал его почтительно, строго по Уставу, готовит какую-то подковырку.

– Со списком комсомольцев надо разобраться, – озабоченно ответил Трушин, будто это было самое главное дело в полку. – Вот Бондарь и Скворцов на учет еще не встали.

– Непорядок, серьезное упущение, – согласился Гречуха. – Только зря вы рискуете. На самый передний край явились. У нас тут недавно стрельба была, бойца миной убило. Вызвали бы людей на полянку в лесу, там безопаснее.

Комсорг по сравнению с нами выглядел настоящим боевым командиром. Портупея с пистолетной кобурой, автомат ППШ на плече, туго набитая полевая сумка, синие галифе, блестящие сапоги. В окопах таким чистеньким не останешься.

Сегодня, спасаясь от мин, мы хорошо поползали по земле. Гимнастерку и брюки руками не ототрешь, стирать надо. Еще меня злил его сытый вид и автомат, который комсоргу был совсем не нужен. Завтракал небось не жидкой перловкой с вонючим комбижиром! А насчет автоматов – нам, бронебойщикам, они бы очень пригодились.

Таскать одновременно противотанковое ружье и винтовку несподручно. Да и ситуации возникают такие, что приходится вести бой с вражеской пехотой, экипажами подбитых танков. Винтовками трудновато обороняться, когда нет поддержки.