Наша рота ПТР тоже понесла немалые потери. У меня в отделении на три противотанковых ружья осталось всего четверо бронебойщиков. Требовалось срочно укомплектовать расчеты – немцы могли атаковать в любой момент.

Зайцев привел из пополнения двоих ребят. Один из них, сержант, имел дело с пулеметом, а однажды в бою заменял бронебойщика. Звали его Егор Гнатенко, воевал с декабря сорок первого. У него после госпиталя не до конца зажила левая рука. Я сомневался, сумеет ли он удержать во время стрельбы тяжелое ружье.

– Сумею, не сомневайтесь, товарищ старший сержант, – широко заулыбался Егор, показывая блестящие железные зубы в верхней челюсти.

В этом месте лицо пересекал шрам. Гнатенко был постарше меня. Рассказал, что служит с тридцать девятого года. В начале войны был направлен в учебный полк, где обучал новобранцев. Затем воевал, командовал пулеметным расчетом.

– Давай без званий, Егор, – предложил я. – Здесь не учебный полк, в одной каше варимся. На переправе и плацдарме одиннадцать человек из роты ПТР погибли, а из нашего отделения двое. Возьмешь ружье Сани Назарова. Смелый был парень.

Мой белобрысый помощник Паша Скворцов жалел, что его оставили на левом берегу. Федор Долгушин вздохнул:

– Спасибо Зайцеву скажи, что не потащил тебя в самую пасть. Мужиков-то в семье много осталось?

– Младший братишка и отец. Двое братьев без вести пропали прошлым летом.

Поговорили о семьях. Подошел ротный Евсеев. Он еще не привык к своей новой должности, командовать не научился. Сел с нами покурить, затем стал объяснять, что требуется вырыть запасные окопы и крытый склад для боеприпасов.

Долгушин докурил свою цигарку, поднялся:

– Пойду к себе. Окапываться как следует придется. Земля подсыхает, того и гляди немцы попрут.

Последующие недели прошли, в общем, спокойно. Как всегда, каждое утро начиналось с минометного обстрела. Немцы высыпали на позиции батальона десятка три мин. Иногда начинала работать радиоустановка.

Голос на чистом русском языке рассказывал нам о положении на фронтах. Запомнились такие слова:

– Думаете, вы многого добились своим наступлением под Москвой? Ваши генералы угробили более ста тысяч солдат. Ценой их жизней отодвинули немного наши войска от Кремля и думают, что начали победный марш. А число погибших за первый год войны? Вам кто-нибудь говорил, что только в плен сдались два с лишним миллиона солдат и офицеров. Многие из них перешли на службу в ряды вермахта и участвуют в освободительной…

В этот момент у наших артиллерийских батарей всегда находились снаряды, и на вражескую радиоустановку обрушивались залпы не только полевых пушек, но и тяжелых гаубиц.

Немцам мы не слишком верили. Чтобы угодили в плен два миллиона бойцов и командиров, и представить себе не могли. А вот насчет погибших… Тут мы все видели, что людей не щадят.

На нашем участке, даже спустя недели полторы после боев за переправу и дальнейшего наступления, оставались незахороненными десятки трупов. Три огромные братские могилы, где лежали погибшие бойцы нашего полка и частично других подразделений, были увенчаны деревянными пирамидами с красными звездами наверху.

Там были написаны красивые слова о героически павших за Родину, но не указывалось, сколько человек погребено. Только по размерам этих печальных холмов мы могли предполагать, что полегло наших товарищей не меньше тысячи.

А чего удивляться? Дивизия насчитывала тысяч двенадцать бойцов и командиров. Что для нее потери в одну тысячу! Часто не хватало боеприпасов, продовольствия, но маршевые роты численностью по триста-пятьсот человек шли на передний край непрерывно, пополняя дивизию и соседние подразделения.

Я получил письмо из дома. Мама была почти неграмотная, письма обычно писала одна из сестер. Крупным ученическим почерком мне передавались приветы от родни и друзей, сообщались нехитрые новости. Я ждал известий об отце. Вдруг лежал в госпитале и объявился.? Но отец бесследно исчез в мясорубке сорок первого года.

Я жадно вчитывался в любые мелочи. Весной в речке и на озере хорошо ловилась щука. Дед Игнат (отец моей матери), несмотря на возраст, наловил вентерями штук тридцать крупных щук и много мелочи. Крупные рыбины были с икрой, которую солили. Можно было насолить и рыбы, но соли не хватало.

Мать просила меня беречься и не лезть на рожон – один мужик в семье остался. И в каждом письме скупо сообщалось о моих погибших или пропавших на войне односельчанах.

Новостями я делился с Федей Долгушиным и Родькой Шмырёвым. Они получали письма примерно такого же содержания. Мы очень ждали писем из дома, но радостного в них было немного.

Возобновились боевые и политические занятия. К сожалению, большинство из них носили формальный характер. Надо было опять заниматься строевой подготовкой, зубрить уставы, разбирать и собирать винтовки, метать учебные гранаты.

Вначале наша рота ПТР занималась вместе со всем батальоном. Но Зайцев добился, чтобы нас учили по нашей специальности. Пришло много новичков, которые о многом не имели понятия.

Из досок и фанеры сколотили два макета немецких танков. Красной краской были отмечены уязвимые места. Со скрипом пробили разрешение на боевые стрельбы. Выделили всего по три патрона. С двухсот метров учили новичков поражать уязвимые места немецких танков. Стреляли плохо. Иной раз не попадали даже в макеты, не то что в отмеченные краской места. Ступак разрешил провести повторные стрельбы. Мы учили молодых бойцов крепко прижимать приклады ружей и плавно давить на спусковые крючки.

Существенного улучшения не добились. Чего там дополнительные три-четыре патрона! Но по крайней мере молодняк уже имел представление о стрельбе из ПТР. Вновь пришедшие ребята могли при нужде заменить выбывших командиров расчетов.

– Куда выбывших? – наивно спрашивал парень лет восемнадцати.

– Раненых или погибших, – резко пояснил Федор Долгушин. – Не догадывался, что на войне такое случается?

Федора, да и меня тоже порой выводила из себя легкомысленность молодых ребят. Они считали, что всему сразу научатся в бою. Приходилось переламывать такое отношение, заставлять правильно целиться, рыть запасные окопы, беречь ружья и патроны от загрязнения, постоянно их чистить.

Запомнилась мне лекция, прочитанная майором-артиллеристом из штаба армии. Он довольно откровенно, избегая общих рассуждений, рассказал нам и артиллеристам полковых батарей об изменениях в немецких танковых войсках.

– Если кто помнит легкие Т-1 и Т-2, то забудьте о них, – говорил майор. – Из передовых частей выведено большинство чешских танков Т-35 и Т-38. Усилена броня на основных немецких танках Т-3 и Т-4. Вы, наверное, это заметили?

– Заметили, – отозвались сразу несколько голосов.

– Даже на собственной шкуре почувствовали, – со смехом выкрикнул кто-то.

Майор тоже засмеялся.