— Если вы считаете, что я не прав, давайте возьмём зеркало и посмотрим. И мяч круглый. И ваши головы круглые. Я такой невежа, что мог бы и ошибиться — пнуть ногой и попасть кому-нибудь по голове, — Бэнкэй расхохотался.

Монахи-воины разозлились, их лица перекосило, и они потянулись к своим мечам. Бэнкэй увидел это: «Ну же! Где ваша сила, жалкие монахи? Здесь, пожалуй, тесновато драться. Сейчас я к вам выйду!» — произнёс он и побежал к главным воротам и выпрыгнул в большой сад перед Залом проповедей. — Желаете сразиться? С удовольствием! — звал он их.

Среди монахов-воинов были и люди с горы Хиэй, они узнали Бэнкэя. «Да вы что, с ума спятили? Умереть хотите? Да это же тот самый Бэнкэй из Западной башни, о котором столько говорят! Да с ним не справятся и сто тысяч всадников. Оставьте, остановитесь!»

Сказав так, монахи с горы Хиэй бросились прочь. А вслед за ними, перегоняя друг друга, побежали и остальные. Наблюдать за ними было смешно. Бэнкэй закричал: «Выходит, разговоры о вашей отваге — пустая выдумка? Что, никто ко мне так и не выйдет?»

Но ни один человек к нему так и не вышел.

— Ох, ну и тоска! Жаль, что мне не удастся достигнуть совершенства в боевых искусствах, как я обещал будде, — сказал Бэнкэй сам себе и сам же себя и выслушал.

В стороне от него два старых монаха шептались, склонившись друг к другу.

— Да нет, совсем не похож он на дьявола. Но, во-первых, он пинал головы, словно мячи. И, во-вторых, он стал позором для храма. Может, убьём его? Что станем делать?

Со словами: «Эй, парни!» — Бэнкэй швырнул огромный камень в их направлении. Оба монаха тут же испустили дух. Одному было шестьдесят три года, а другому пятьдесят семь лет. Начав эти глупые разговоры, они умерли от удара камня. Да, никогда такого не случалось.

Потом Бэнкэй обошёл множество храмов и горных монастырей. «На всей дороге Хокурикудо нет мне соперника. Скучное место», — решил он и повернул назад. Он шагал, куда ноги сами приведут его, и пришёл в знаменитый храм Сёся в провинции Харима[245]. О чём он думал? Бэнкэй вошёл в Зал для проповедей, тридцать три раза поклонился. «Раз я связан с Законом будды, я должен вести себя, как монах. Дурные деяния в этой жизни ведут к страданиям в будущей жизни. Таково воздаяние за грехи, именно этот круг люди и пытаются разорвать. Печально!» Бэнкэй, желая помолиться за упокой душ тех людей, которых он убивал, когда они попадались ему в руки, возносил молитвы с самым искренним чувством.

Вдруг вошли двое монахов. «Это тот самый человек, что издевался над монахами?»

— Как похож он на злого духа! О чём, интересно, он думает? Похоже, он размышляет о святом!

— Говорят, тот, кто силён во зле, силён и в добре. Это же тот самый Бэнкэй из Западной башни, о котором столько говорят. Давай облапошим его как-нибудь!

— Давай!

Сговорившись между собой, они предложили Бэнкэю выпить. На выпивку Бэнкэй всегда был горазд. Он выпил как следует, захмелел и повалился на землю за Залом для проповедей, не соображая, где находится.

К нему подошли несколько молодых монахов-воинов. Окунув кисть в тушь, они написали по стихотворению на его щеках. Сначала написали на левой щеке:

Ох уж этот Бэнкэй!

Он так похож

На необъезженную лошадь.

Вот бы надеть на него узду,

Остановить и связать.

А на правой написали так:

А лицо Бэнкэя

Так походит

На сандалии с ремешками,

Что так и хочется

Прямо в глаза заехать ногой.

Написав так, они захохотали и мгновенно рассеялись. Бэнкэй, не зная всего этого, удивился смеющимся голосам, и снова решил возносить молитвы будде. Когда он вошёл в Зал для проповедей, он услышал шепоток и смех. Бэнкэя удивило, что все хихикают, глядя на него, и стал подозревать, что днём могло случиться что-нибудь странное. Может, у него нос сломан? Некоторое время он ощупывал своё лицо, но ничего так и не почувствовал. Удивляясь всё больше, он посмотрелся в пруд с лотосами. Теперь он увидел, над чем смеялись люди! Какие-то дураки проследили, когда Бэнкэй уснёт, и такое над ним устроили! Ах так! Он хотел