– Тебе я взяла «Sex me up» – мне показалось, это то, что тебе сейчас нужно.

Я взяла у нее стакан, отпила глоток.

– Спасибо, вкусно.

– Давненько ты не впадала в такой депресняк. Это ты из-за папы?

– Вся моя жизнь безрадостна.

– Ох, Изабелла! Ты обожаешь драматизировать! Что там у тебя стряслось?

– У меня было такое странное, ненормальное детство.

Юханна обняла меня.

– Потому что тебя удочерили, а ты об этом не знала?

– Дело не только в этом. Мы реально вообще никогда ни с кем не общались. Только с бабушкой. Мы жили как бы в мыльном пузыре, в изоляции от всех. И мама всегда стремилась к тому, чтобы я была ее маленькой куколкой, которой она могла бы управлять по своему хотению.

Отпив еще глоток, я задумалась.

– Мои родители никогда не делали ничего такого, что делали остальные родители. Они очень сильно отличались от других. Мне всегда было за них ужасно стыдно. В особенности за маму. Она всегда была какая-то странная. Никто из них никогда не ходил на родительские собрания. Они всегда находили отговорки, когда класс со всеми родителями собирался что-то делать вместе. Меня никогда не отпускали с одноклассниками в парк развлечений. Мне только и оставалось, что помогать папе возиться в гараже, да еще иногда мы с мамой пекли булочки. Разве не дико?

– У всех свои тараканы. У всех предков заскоки. Не одно, так другое. У всех они есть, точно тебе говорю.

– Но все же не такие, как у моей мамы. Она все время следила за мной. Стоило какому-нибудь парню обратить на меня внимание, она тут же умудрялась это выведать. И звонила его родителям, грозила полицией и все такое. Мамаша у меня была с приветом, все об этом знали. И в конце концов все стали избегать меня – из-за нее.

– Теперь у тебя есть я, – сказала Юханна, прижимаясь ко мне плечом. – И Фредди тоже, да? Кажется, вы в последнее время все время переписываетесь?

– Ну да.

– Он тебе нравится?

– Немножко.

– Только немножко?

– Ну хватит, Юханна!

– О'кей!

Молчание.

– А как ты думаешь, я ему нравлюсь? – спросила я после паузы.

Юханна закатывает глаза.

– Он настолько без ума от тебя – ты можешь заставить его сделать все что угодно.

– Хотя я такая странная?

– Послушай, ты совсем не такая странная и фриковатая, как тебе кажется. Все это у тебя в голове.

– Стелла тоже однажды говорила нечто подобное на групповой терапии. Но все же. Иногда мне кажется, что во мне живут всякие ужасы. Типа страшная злость.

– Думаешь, ты в этом одинока? Иногда я тоже вне себя от ярости на всех. На родителей, на жизнь, на все. И в этом нет ничего странного, вопрос ведь только в том, что с этим делать, правда?

– Ну да, наверное. Не знаю.

– А я знаю. А сейчас я хочу услышать, что ты собираешься делать с Фредди.

Мы продолжали болтать о парнях, о мужиках, как флиртовать в переписке и в «Снэпчате», – Юханна давала мне советы, что нужно, а чего никогда нельзя говорить. Я краснела от ее слов, мы то хихикали, то хохотали в голос. Через некоторое время Юханна встала, чтобы взять нам с ней по бутерброду. Для разговоров о парнях и сексе надо было подкрепиться. Я сказала, что теперь мой черед угощать, но она только отмахнулась.

Да, пожалуй, лучшее, что я могла сделать – это пойти с Юханной в город, хотя поначалу у меня совершенно не было настроения. Когда она отошла к стойке, у меня зазвонил телефон. Номер мне незнаком – в кои-то веки это не мама.

Стелла

Я мчалась обратно в Стокгольм, превышая скорость. Я была разочарована и раздражена. Какой идиотский поступок – поехать в Бурленге. Лучше было остаться дома и выспаться. Все это ничегошеньки мне не дало. Мне известно ровно столько же, сколько и до поездки. Напротив, у меня стало больше вопросов, которые требуют ответа. А ответов не было.

Я свернула на заправку у Энчепинга, заправилась и взяла себе кофе. Села за столик на краю парковки. Плечи были напряжены, кожа вокруг глаз натянута. Сделав несколько глубоких вдохов, я потянулась.

Достала телефон и набрала номер.

– Изабелла.

– Здравствуйте, Изабелла. Это Стелла Видстранд.

В трубке молчание.

– Алло! – переспросила я.

– Да-да, здравствуйте!

– Извините, что отвлекаю в пятницу вечером.

– Ничего страшного.

На заднем фоне слышалась громкая музыка. Может быть, она в каком-то студенческом пабе?

– Вы можете говорить? – спросила я. – Или вы еще в институте?

– У меня сегодня свободный день. Мы с подружкой в городе.

– Отлично, – говорю я. – Вам нравится учиться?

Короткая пауза, прежде чем она ответила.

– Да, нравится. Много приходится заниматься, но очень интересно.

Все могло бы быть так естественно – позвонить своей дочери, спросить, как у нее дела, как прошел день. Кто она? О чем мечтает? Кем хочет стать? Я хочу знать о ней все.

– Я буду говорить кратко. У меня есть предложение, – услышала я свой голос. – Групповая терапия всего один раз в неделю. Каждому уделяется очень мало времени. У меня есть время в понедельник. У вас будет целый час, чтобы поговорить. В одиннадцать. Подходит?

– Ладно, – ответила Изабелла с сомнением в голосе. – Наверное, было бы неплохо.

– Разумеется, если вы чувствуете, что вам это нужно. Если вам это что-то дает. А в будущем мы могли бы встретиться вместе с вашей мамой. Может быть, это поможет вам наладить отношения.

– Тогда уж попозже, – сказала она. – Можно, я подумаю?

– Само собой. Это было предложение с моей стороны. Поступайте так, как вам захочется.

– Но про понедельник – звучит заманчиво. В одиннадцать?

– Буду вас ждать.

Закончив разговор, я снова села в машину. Достала из сумочки ежедневник, записала встречу с Изабеллой. Понедельник, в одиннадцать. То, что я делала, совершенно непрофессионально. Но Алиса – моя дочь. Я на все готова, чтобы получить ее обратно.

Я перелистнула страницу назад, стала просматривать дела на эту неделю. Вижу, что я должна была отправить электронные сообщения, позвонить нескольким людям, сделать записи в карточках. Уже вторая половина дня, а я ничего из этого не сделала. Более того – и не собираюсь.

Тут я увидела запись, сделанную мною в среду по итогам разговора с Пером Гуннарссоном. «Свен Нильссон, Норрчёпинг».

Я все еще не позвонила ему. Недоразумение с тем, кто заберет Эмиля, ссора с Хенриком, ужин в «Траттории»… В результате Свен Нильссон совершенно выпал у меня из памяти.