нисколько не сомневаясь, что добьётся встречи с Павловым.

– Я раздобыл кое-какую информацию о нём, – тихо сказал Морис.

– Какую именно? – тотчас заинтересовалась она.

– Павлов владеет консервным заводом, и бизнес его развивается, судя по всему, хорошо.

– Ага.

– Что ага?

– Ничего, – улыбнулась Мирослава.

– У него сын и маленькая дочка.

– А жена?

– Жена бывшая балерина.

– Давно она ушла со сцены?

– Вскоре после свадьбы. Вероятнее всего, когда забеременела первый раз.

– Значит, ради семьи пожертвовала карьерой?

Морис хмыкнул:

– Танцевала она в кордебалете. И ничего большее ей не светило.

– Но муж-бизнесмен мог бы подтолкнуть её карьеру.

– Скорее всего, он был в этом не заинтересован.

– Скорее всего, – без тени одобрения согласилась Мирослава. Ближе к вечеру она набрала номер телефона Павлова, и когда он отозвался, представилась и пояснила, что телефон получила от Прохоровой.

– Евгении Петровны? – уточнил он.

– Да.

– И что вы хотите? Я не имею дел с полицией.

– Я не полиция, а частный детектив.

– Тем не менее…

– Вы отказываетесь встретиться со мной?

– Нет, почему же, не отказываюсь. Приезжайте сейчас.

– Сейчас?

– Вас это удивляет?

– Слегка. Но это не важно. Куда мне подъехать?

– Ко мне домой. Адрес, как я догадываюсь, вам известен?

Мирослава была уверена, что он улыбается, и ответила:

– Да, известен. Я подъеду примерно через час.

– Одна?

– Нет с ОМОНом.

Он засмеялся и отключил связь.

– Морис!

– Чего вы кричите как в лесу?

– Мне надо уехать.

– Сейчас?

– Да.

– Если не секрет, куда?

– К Павлову. Он пригласил меня домой.

– Домой?

– Тебя это удивляет?

– Слегка…

– Меня тоже. Но раз пригласил, не отказываться же.

Он кивнул.

Не прошло и часа, как она остановила машину на стоянке перед элитным домом.

Едва она вышла из машины, как к ней подошёл охранник:

– Вы к кому?

– К Павлову Давиду Робертовичу.

– Он вас ждёт?

– С нетерпением, – дерзко улыбнулась Мирослава.

Охранник, кажется, не оценил её шутки и сразу принялся звонить Павлову. Судя по всему, тот распорядился пропустить её немедленно.

Когда она уже входила в подъезд, до неё долетели произнесённые ей вслед слова охранника: «Его жена тоже дома».

– Отлично! Познакомимся.

Теперь уже хмыкнул охранник, по-видимому, радуясь своей незамысловатой шутке.

Дверь Мирославе открыла пожилая, строго одетая женщина. Волгина предположила, что это домработница.

– Проходите, – сказала женщина, – Давид Робертович вас ждёт.

Мирослава последовала за ней и оказалась в большой светлой гостиной. Павлов сидел на диване рядом с миловидной женщиной, лет на десять моложе его. Мирославе понравилось доверчивое выражение её лица, светлые кудряшки и большие серые глаза. «Кажется, именно о таких глазах говорят – с поволокой», – на ходу подумала она.

И Павлов, и его жена поднялись навстречу детективу.

– Здравствуйте, – сказал Давид Робертович, – вы уже догадались, кто я, а это моя жена Анжелика.

– Просто Лика, – улыбнулась женщина.

– Мирослава.

– Я думаю, что самое время почаёвничать, – снова улыбнулась женщина, – я сейчас всё устрою.

– Подожди, Лика, не торопись, – Павлов удержал жену за руку, – я думаю, что сначала мы поговорим с Мирославой в моём кабинете, она же не на чай к нам приехала, – он ласково улыбнулся жене, – а потом уже и почаёвничать можно будет.

В это время дверь распахнулась, и в комнату буквально вкатилась маленькая девочка, такая же кудрявая и сероглазая, как мать.

– А вот и наша Екатерина пожаловала, – рассмеялся Павлов, подхватывая дочь на руки и подбрасывая её к потолку.

– Осторожно! – воскликнула Лика. Но тревоги в глазах молодой женщины не было, из чего Мирослава сделала вывод, что Лика полностью доверяла мужу.

А девочка радостно засмеялась.

– Папа ещё! – попросила она.

– Потом, – сказал он, опуская ребёнка на пол.

– Папа пока занят, пойдём, поиграем с тобой вдвоём, – позвала дочь Анжелика.

– Пойдём, – с некоторым сожалением согласилась девочка, видимо, она рассчитывала на компанию отца.

Павлов вывел Мирославу из гостиной, и они прошли по широкому, довольно длинному коридору почти до конца.

Он распахнул дверь:

– Проходите, это моя обитель, в которой я укрываюсь время от времени от бурных перипетий семейного счастья.

По его голосу и улыбке Мирослава поняла, что он шутит.

Кабинет был не большим и не маленьким. Он был явно предназначен не для того, чтобы производить впечатление на гостей. В нём работали и, может быть, отдыхали. Диван, кресла, мягкие стулья и во всю стену стеллажи с книгами. Мирослава успела заметить, что книги не только на русском, но и на английском и французском языках.

Перехватив её взгляд, Павлов пробормотал как бы в оправдание:

– Люблю в часы досуга почитать Шекспира и Вольтера в подлиннике.

– Хорошее дело, – ответила Мирослава и села в удобное кресло недалеко от стола.

Павлов разместился напротив.

– Ну что ж, перейдём к делу, ради которого вы приехали. – Он внимательно посмотрел ей в лицо.

– Вы, наверное, слышали о гибели актёра Артура Дарского.

Он кивнул:

– Да, мне очень жаль.

Мирослава выдержала паузу, и Давид Робертович прервал её первым, спросив:

– Но я не понимаю, какое это отношение имеет ко мне.

– К вам никакого, – заверила его Мирослава.

– Но тогда…

– Снежана Дарская – племянница вашей бывшей жены Аполлинарии.

– Ну и что?

– Возможно, ничего. Скажите, почему вы женились на Аполлинарии?

– Почему женился? – искренне изумился он.

– Да.

– А вы видели Аполлинарию?

– Конечно.

– И как?

– Что как?

– Вы не разглядели, какая она красавица?!

– Почему же, разглядела, – улыбнулась Мирослава.

– Тогда не понимаю, к чему ваш вопрос.

– То есть вы женились на ней исключительно из-за её красоты.

– Может, и не только, – вздохнул он.

– Но ваш брак распался.

– Многие браки распадаются, – ответил он философски.

– Однако у каждого брака для расторжения есть своя причина.

– Несомненно.

– Какой же была ваша?

– Не сошлись характерами, – пожал он плечами.

– Странно…

– Что странно?

– Вы расторгли свой брак с Аполлинарией, женились на очаровательной Лике, она родила вам двоих детей, но вы продолжаете по-прежнему любить Аполлинарию.

– С чего вы это взяли?! – воскликнул он со смесью удивления и раздражения в голосе.

– С того, что все эти годы вы поддерживаете Аполлинарию финансово.

– Бред!

– Вы хотите, чтобы я предъявила вам доказательства?

– Они у вас есть? – фыркнул Павлов, как сытый кот.

– Нет, – честно призналась Мирослава, – но я их добуду, – в её голосе не прозвучало и толики сомнения. – Оно вам надо?

Он думал довольно долго, чуть ли не целую минуту, потом сказал:

– Нет.

– К тому же ведь ваша жена ни сном ни духом о том, что вы обеспечиваете полностью первую супругу?

– Да, – признался он. – Лика ничего об этом не знает, надеюсь, вы не собираетесь открывать ей глаза на эту сторону моей жизни.

– Нет.

– Тогда, что вам от меня нужно?

– Назовите причину своего развода.

– Хорошо, – сказал Давид Робертович и принялся внимательно рассматривать свои идеально отполированные ногти.

Мирослава не торопила его.

– Видите ли, – выдохнул он через некоторое время, – Аполлинария оказалась не совсем обычной женщиной.

Мирослава не собиралась ему помогать.

И он продолжил, запинаясь на каждом слове:

– Она предпочитала всем окружающим её людям саму себя! Понимаете?

– Не совсем…

– Моя жена страдала комплексом нарцисса!

– Как вы об этом узнали?

Он повёл плечами и, вздохнув, признался:

– Наша интимная жизнь не складывалась с самого начала. Поля находила тысячу причин, чтобы отказаться от близости со мной. Я сначала подумал, что она фригидна, и предложил ей вместе пойти к доктору…

– А она?

– Она рассмеялась мне в лицо и выбежала из комнаты. Я был в полной растерянности. Мне даже не с кем было посоветоваться по этому деликатному вопросу. Но вскоре всё разрешилось само собой.

– Само собой?

Давид Робертович кивнул и проглотил слюну.

– Однажды я вернулся домой намного раньше обычного времени и застал Полю в постели. Она лежала абсолютно голая и, закрыв глаза, с упоением ласкала сама себя. Я настолько обалдел, что поначалу лишился дара речи! А потом стал кричать и топать ногами! Сцена была ужасная! А тут ещё пришедшая в себя Поля стала хохотать! Дико хохотать! Я не выдержал и разрыдался, – признал он с сожалением.

Мирославе было искренне жаль мужчину.

Он перевёл дыхание и продолжил:

– Тут-то она мне и призналась, что ей неприятны прикосновения других людей! Она, видите ли, нарцисс! И любит только себя!