что Мирослава невольно фыркнула.

После чаепития она рассказала о своём посещении компьютерщика и его обещании познакомить её с человеком, который может помочь выйти на людей, владеющих интересующей информацией.

– Я вот одного не пойму, – сказал Шура. – Чего ты прицепилась к этой Аполлинарии? Допустим, страдает она этим самым нарциссизмом, ну и что это нам даёт? Не думаешь же ты, что это Павлова заставила Дарского застрелиться, чтобы денежки достались племяннице, а через неё и ей?

Мирослава молчала, задумчиво покачивая в руках чашку с чаем.

– Ты что, предполагаешь, что это Аполлинария писала Артуру Владимировичу гадости?

– Нет, я так не думаю, – отозвалась наконец Мирослава.

– Тогда что?

– У меня нет пока объяснений…

– Опять интуиция? – саркастически поинтересовался Наполеонов.

– Она самая, – серьёзно согласилась Мирослава, оставив без внимания его сарказм.

– И какова твоя первичная цель? – спросил Шура, лениво доедая второе пирожное.

– Узнать, если ли на данный момент у Аполлинарии возлюбленный и кто он.

– Ты же говорила, что ей никто не нужен?! – вытаращил глаза Шура.

– Я и сейчас так говорю. Но всё-таки она могла с кем-нибудь сойтись на короткое время.

– Ладно! Узнаешь. А потом что?

– Когда узнаю, тогда решу, что делать дальше.

Шура открыл было рот, но тут Морис пододвинул ему блюдо с оставшимися пирожными. Наполеонов покачал головой:

– Спасибо, но всё.

– Обожрался-таки, – умилилась Мирослава.

– Фу! Какая невоспитанная. – Шура скорчил обиженную рожицу, глядя на которую даже сдержанный Морис не смог сдержать улыбки. А Мирослава покатилась со смеху.

– Просто я накушался, – произнёс Наполеонов голосом воспитанного молодого человека.

– Это хорошо, – кивнула Волгина, – теперь поможешь убрать со стола и перемыть посуду.

– Имей совесть! – воскликнул Шура. – Я с места не могу сдвинуться.

– Я же говорю, обожрался, – заключила Мирослава и, не дав ему ответить, добавила: – Знаешь, на кого ты похож?

– На кого?

– На кота из мультика про попугая Кешу, которого и дома хорошо кормят.

– Вот что ты ко мне прицепилась, – обиделся Шура. – Что, тебе пирожных жалко? Так их всё равно не тебе, а Морису подарили.

– Ничего мне не жалко.

– Не ссорьтесь, – сказал Морис. – Я сам всё уберу.

Но Мирослава уже несла оставшиеся продукты к холодильнику.

Вздохнув, Наполеонов взял обеими руками тарелку с хлебом и понёс её к шкафчику. После ужина Шура с Морисом играли в шахматы до одиннадцати часов вечера.

А Мирослава скрылась в своём кабинете. За ней увязался Дон. Что она там делала, неизвестно. Волгина не сочла нужным сказать об этом мужчинам. Дон тоже держал язык за зубами…

Ночью пошёл дождь. Яркие вспышки молний освещали гнущиеся от ветра вершины деревьев. Мирослава проснулась, закрыла окно и, едва накрывшись простынёй, снова погрузилась в сон.

К утру дождь утих, прибив пыль и освежив воздух. Крупные капли дождя дрожали, нанизанные на травинки, как жемчужины на нити, мерцали утренними звёздами на цветах и серебряными улитками медленно сползали с листвы. Умытое небо сияло упоительной синевой. Шура уже уехал в город.

Мирослава и Морис завтракали на веранде. Сыщица была задумчивой и почти всё время молчала. Даже Дона погладила машинально, не обронив ни слова.

Морис не стал отвлекать её от мыслей и только после завтрака спросил, чем ему сегодня заняться?

– Пока чем хочешь, – отозвалась она.

– Тогда я съезжу в город.

Она только кивнула в ответ.

Морис решил навестить своего друга Александра, с которым давно не виделся. А ведь именно благодаря ему он оказался в этом городе на Волге и стал сотрудником детективного агентства.

Не зря говорит Клавдия Ивановна Рукавишникова, которая приходит к ним один-два раза в неделю для уборки дома, что пути господни неисповедимы.

Друга он, как всегда, застал в кафе, хозяином которого Александр и являлся. Он бурно обрадовался, увидев Мориса:

– Наконец-то! А то и Ольга спрашивала, где это ты затерялся.

Миндаугас засмеялся:

– Сам знаешь, работа, день у меня ненормированный.

– И ночь тоже, – пошутил Александр.

Морис про себя подумал: «Если бы, но вслух ничего не сказал, только кивнул.

Они просидели за столиком в кабинете для избранных гостей около двух часов. Переговорили, казалось, обо всём на свете. После чего Морис засобирался домой.

– Оля всё время спрашивает, когда ты придёшь к нам в гости вместе со своей Мирославой.

– Я бы рад, – попытался отшутиться Морис, – но она не моя.

– А чья же? – подмигнул ему друг.

– Хотел бы я это знать. Но скорее всего сама своя. Она девушка независимая.

– Да уж, нашёл ты в кого влюбиться, – посочувствовал друг.

Морис пожал плечами. Даже близкому другу он не хотел объяснять, что он не влюблён, а любит. А это, как ни суди, две большие разницы.

На прощание Александр показал ему последние фотографии жены, сына и их пса лабрадора, которые хранил в телефоне, и попросил:

– Приезжайте при первой же возможности. Мы с Олей всегда вам рады. А если Мирослава не захочет, то приезжай один.

– Хорошо. Спасибо. Обещать не стану, но всё возможно.

Ему было немного грустно, что он не может пригласить в гости семью друга. Дом Мирославы всё-таки не его дом, и он не может приглашать в него своих гостей.

Когда Морис вернулся домой, Мирослава всё ещё находилась в своём кабинете. Он тихо постучал в дверь.

– Да…

Миндаугас вошёл. Она сидела за столом, внимательно читая бумаги, в руке у неё был отточенный карандаш. Подняла голову, спросила рассеянно:

– Ты уже вернулся?

– Я отсутствовал довольно долго, думал, вы уже вся обскучались, – пошутил он.

– Не то чтобы, – отозвалась она, и он понял, что она по-прежнему погружена в свои мысли.

– Как вы относитесь к тому, чтобы пообедать?

– А что у нас?

– Запечённая рыба и салат из свежих овощей. На десерт сейчас наберу в теплице клубники.

– Ты прав, – сказала она, поднимаясь из-за стола, – поесть не мешает. Знаешь, ты пока всё приготовь, а клубнику я сама наберу, а то засиделась, надо размять ноги.

– Хорошо, – легко согласился он.

Растянувшийся в кресле Дон спрыгнул на пол, потёрся о ноги Мориса, заглянул ему в глаза, что-то тихо проскрипел и удалился за хозяйкой.

– Не кот, а собачка, – улыбнулся про себя Морис и поспешил на кухню. Он решил, что составит всё на сервировочный столик и отвезёт на веранду. Там сейчас так хорошо.

Едва он успел накрыть на стол, как появилась Мирослава с небольшим блюдом, с горкой наполненным клубникой.

– Пойду вымою, – сказала она.

Он кивнул.

Через несколько минут они уже сидели за столом, неторопливо ели и смотрели, как мерцает мозаика бликов, просачивающаяся сквозь узорчатые листья цветущей липы.

– Морис, как ты думаешь, – спросила Мирослава. – Почему лето пролетает быстро, а зима так долго тянется?

– Наверное, потому, что климат такой. Но я бы уточнил, что тянется не зима, а осень…

– Не говори, раньше такого безобразия не было. Уже в декабре лежал снег. А сейчас как вспомню! Ведь в этом году снег лёг только в последней декаде декабря.

– Такая погода напоминает мне мою родину, – с лёгкой грустью произнёс он.

– Нашёл чем утешаться, – улыбнулась она. – Я бы предпочла, чтобы погода круглый год напоминала мне какие-нибудь комфортные весенние дни, когда не жарко и не холодно.

Морис весело рассмеялся:

– Как говорят у вас, мечтать не вредно.

– Вот именно, – с воодушевлением согласилась она и принялась за клубнику.

Миндаугас догадывался, что этим разговором о погоде она как бы расслабляется, даёт себе отдохнуть перед поездкой к Льву и встречей с человеком, от которого она попытается получить нужные сведения.

Развалившийся в кресле из ротанга Дон после сытного обеда громко мурлыкал, щуря свои янтарные глаза. Он был счастлив тем, что любимые им люди были дома и вели неспешный разговор. Звуки их голоса ласкали его слух, а он, в свою очередь, услаждал их своим мурлыканьем, больше походившим на воркованье влюблённого голубя.

* * *

Мирослава подъехала к дому Льва и набрала его номер:

– Привет, я внизу.

– Поднимайтесь. Мой человечек ещё не подошёл, но скоро появится.

– Хорошо.

Когда Мирослава оказалась на нужном этаже, дверь в квартиру была открыта. Она вошла и закрыла её за собой. Лев колдовал на кухне. Она осторожно заглянула.

– Проходите, – усмехнулся он, –