– Да не подходящий он, а богатый, с папой-профессором ибольшой квартирой, вот и все твои резоны! – продолжала бушеватьТамара. – И нечего мне тут рассказывать, что вы все знаете, потому что вывзрослые, мы с Любкой тоже уже не маленькие и как-нибудь сами разберемся, как ис кем нам жить.

– Вот я и смотрю, что ты уже разобралась! – Зинатоже не выдержала и сорвалась на крик. – Парикмахером она будет,посмотрите на нее! Будешь целыми днями в сальных волосах ковыряться, стоять видиотском застиранном халате по многу часов, да через два года у тебя от такойработы все вены на ногах повылезают, и так-то бог красоты не дал, а на своейрасчудесной работе вообще в уродину превратишься, так до самой смерти в старыхдевах и просидишь. Любочка хоть приличную профессию себе выбрала, будет ходитьна работу в красивых платьицах и элегантных костюмчиках, станет бухгалтером напредприятии, а ты? Глаза бы мои на тебя не смотрели!

– Да и не смотри, больно надо!

Тамара схватила плащ, выскочила из комнаты, хлопнув дверью,и выбежала на улицу. Идти было некуда, но и оставаться в одном помещении сматерью ей в этот момент не хотелось. Через несколько минут следом за ней вышларасстроенная Люба, заметила сидящую на лавочке сестру и устроилась рядом.

– Ну чего ты, Том, – она ласково взяла Тамару заруку, – мама же хочет как лучше для нас.

– Лучше?! – снова взорвалась так и неуспокоившаяся Тамара. – Это по ее правилам так будет лучше, а по моим –только хуже. И по твоим тоже. Ты же хочешь, чтобы Родик тебя любил, правда?

– Правда.

– Ты же не хочешь, чтобы он на тебе женился без любви,правда?

– Конечно, не хочу. Я хочу, чтобы он по любви женился.Без любви мне не надо.

– Вот то-то и оно. А мать послушать, так все равно,есть любовь или нет, главное, чтобы штамп в паспорте был и чтобы мужикапобыстрее детьми к себе привязать. Любка, ты смотри не вздумай делать, как онасоветует, добра от этого не будет, – строго предупредила Тамара.

– Да я и не собираюсь, – смущенно пробормоталаЛюба. – Том, а ты не знаешь, нам скоро квартиру дадут?

– Папа говорит, что скоро, мы же на очереди давностоим. Наш барак расселять будут, и всем дадут квартиры в пятиэтажке. А что? Тыуже о замужестве задумалась?

– Да нет, я про торшер мечтаю. Знаешь, если нам дадутквартиру, давай мы в нашу с тобой комнату торшер купим, а? И столик маленькийна тонких ножках, я в одном журнале видела, такой изящный! Будем на него книгискладывать, а в середину салфеточку положим и вазочку поставим. Давай?

– Книги надо не на стол складывать, а на стеллажставить, – наставительно произнесла Тамара. – Ты что, думаешь, у насс тобой будет пять книжек на двоих? Да если у нас с тобой будет своя комната,мы первым делом стеллаж купим, я к этому времени уже работать пойду, буду самазарабатывать, и будем с тобой целыми днями по книжным магазинам бегать ихорошие умные книги покупать! И никаких салфеточек я тебе не позволю, имей ввиду. Это ужасное пошлое мещанство.

– А вазочку? – с улыбкой спросила Люба.

– Вазочку, так и быть, можно, – разрешила сестра.

– А торшер?

– Это обязательно. Как же мы с тобой читать будем безторшера? Ой, Любка, Любка, – Тамара обняла ее и поцеловала в висок, –мечтательница ты моя! Как же я тебя люблю! А вдруг ты выйдешь замуж за своегоРодика и переедешь к нему, с кем я буду в одной комнате жить? С Бабаней,наверное.

– Ну, с Бабаней-то хорошо, она тоже почитать любит,только она тебя салфеточками замучает, – засмеялась Люба. – И если тыкупишь стеллаж, она вместо книг на него свою коллекцию поставит.

– Кошмар! – Тамара театрально схватилась заголову. – Я этого не вынесу! Любка, я тебя умоляю, не выходи замуж вближайшие десять лет, не оставляй меня одну, не бросай на съедение этимапологетам мещанского образа жизни!

И сестры дружно расхохотались, моментально забыв о толькочто разгоревшемся дома скандале.

* * *

В октябре Клара Степановна достала два билета в Большойтеатр «на Плисецкую» и торжественно вручила Родиславу:

– Вот, пригласи Любочку, говорят, Плисецкая потрясающетанцует. Это будет воскресенье, приводи Любу к нам на обед, а потом вместе втеатр поедете.

Люба была на седьмом небе от счастья: ей удастся посмотретьна саму приму-балерину Большого! Галину Уланову ей увидеть на сцене недовелось, и Люба очень об этом сожалела, но зато теперь она увидит МайюПлисецкую, про которую даже в «Правде» писали и которая в Америке произвеланастоящий фурор.

С самого утра в воскресенье Зинаида начала собирать дочь насвидание, ведь это не просто очередная встреча с Родиком, а визит в дом егородителей, надо надеяться – будущих родственников. И хотя приглашение навоскресный обед было не в новинку, Зинаида почему-то именно в этот раз решилаотнестись к сборам более ответственно.

– Возьми мои туфли, – она вынула из коробки ипоставила на пол пару изящных серых туфелек на высокой шпильке, – будешь вних хорошо смотреться.

Размер ноги у матери и Любы был одинаковым, и девушка безколебаний встала на каблуки. Встала – и тут же села.

– Мам, я не смогу, – жалобно простоналаона, – я заваливаюсь. В них же невозможно ходить!

– Очень даже возможно! – сердито ответилаЗинаида. – Я же хожу, значит, и ты сможешь. И нечего капризничать, вставайи ходи по комнате, пока не обвыкнешься.

– Может, не надо? – робко попросила Люба.

В туфлях было отчаянно неудобно, они оказались великоваты,совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно, чтобы Любина нога вихляла натонкой шпильке из стороны в сторону.

– Очень даже надо, – решительно произнесламать. – Ты наденешь вот это мое платье, оно совсем прямое, и без шпилькиноги будут смотреться как колоды.

– Я могу надеть блузку и широкую юбку в клеточку спояском, – предложила Люба свой любимый наряд, в котором она уже несколькораз ходила с Родиком в кино. – Тогда можно без шпильки.

– С ума сошла! В Большой театр – в юбке в клеточку! Тысоображаешь, что говоришь, Любаша? Билеты достала Клара Степановна, наверное, уних там в университете распространяли, на спектакле будут ее знакомые, которыезнают Родика, и что они подумают, когда увидят его с девушкой, одетой, какбудто она в сельский клуб собралась? Что они потом Кларе Степановне скажут? Чтоее сын связался с деревенщиной, у которой ни вкуса нет, ни воспитания? Тынаденешь вот это мое платье, оно светлое, нарядное, строгое, я еще тебе вотсюда брошечку приколю…

Люба сдалась, молча натянула на себя мамино платье,терпеливо стояла, пока Зинаида искала, куда бы приколоть крупную блестящуюброшь, чтобы она выигрышней смотрелась, и начала послушно ходить взад-вперед покомнате, приучаясь держать баланс в болтающихся на ногах туфельках.