Нам ничего иного не оставалось, как вернуться. Султаны Алеппо и Дамаска, два брата султана, многие вожди и цари язычников, каждый со своим войском, прибыли на помощь противнику и попытались отрезать нам пути к отступлению по суше. Ночью мы выступили, но неверные разрушили дамбы на Ниле, вода хлынула по нескольким неизвестным руслам и старым каналам и окружила нас со всех сторон. Мы потеряли все наши припасы, многие из наших воинов были сметены стремительными потоками воды, и дальнейшее продвижение нашего христианского войска было приостановлено. Вода продолжала заливать нас, и в этом страшном наводнении мы потеряли всех наших лошадей со сбруей, мулов с поклажей, обозы, провиант, снаряжение – все, что мы имели. Сами мы не могли ни наступать, ни отступать – не знали, куда деться. Мы не могли сразиться с египтянами оттого, что нас разделяло огромное озеро, которое образовалось между нами. Без продовольствия и всего самого необходимого мы были пойманы среди вод, как рыба в сеть, мы ничего другого не могли сделать, как пойти на переговоры с султаном.

Мы договорились сдать Дамиетту и отпустить всех пленных, заключенных в Тире и Акре, при условии, что султан вернет нам Древо Истинного креста и освободит пленных, которых он удерживает в Каире и Дамаске. Мы с несколькими людьми были избраны всем войском объявить жителям Дамиетты об условиях, поставленных нам. Они крайне не понравились епископу Акры, канцлеру и тем, кто хотел удержать город. Этого желали и мы, ибо нет ничего прискорбнее, чем сдать иноверцам завоеванный город, уж лучше сдаться в вечный плен к кафирам. Но обсудив тщательно все способы защиты и не найдя ни людей, ни денег для обороны города, мы были вынуждены принять требования султана, который, взяв с нас клятву и заложников, согласился на восьмилетнее перемирие.

Султан сдержал свое слово, и в течение пятнадцати дней, пока шли переговоры, снабжал наших солдат пищей, зерном и всем необходимым для жизни.

Скорби о наших несчастьях, молим тебя о милости облегчить наши страдания настолько, насколько это в твоих силах. Прощай»[212].

Брат Алан Мартел, которому было адресовано вышеприведенное письмо, сменил на посту брата Эймери де Сент-Мора и возглавлял орден в Англии в течение шестнадцати лет. Он также был доверенным лицом короля Генриха III в различных важных переговорах. Во времена его магистерства в Лондоне Реджинальд, король острова Мэн, поддавшись уговорам легата Пандульфа, передал остров в руки папы и его католических преемников, сделав его владением Римской церкви.

В начале правления Генриха III тамплиеры в Англии, кажется, были в плохих отношениях с королем. Генрих жаловался на них папе, и тот издал в 1223 г. буллу «О смирении гордыни тамплиеров», в которой утверждал, что его дорогой сын во Христе Генрих, прославленный король англичан, жаловался ему на тамплиеров, противозаконно захвативших часть королевских владений; они, кроме того, помещали свои кресты на монастырях, им не принадлежащих, в результате чего те не исполняли своих обязанностей перед короной; отказывались платить пошлины в королевских манорах и втягивали бейлифов и королевских чиновников в тяжбы, которые вели назначенные ими же судьи.

Папа поручил двум аббатам расследование это дело для подготовки к судебному разбирательству[213], но тамплиеры, не дожидаясь суда, примирились со своим государем.

28 апреля 1224 года король Генрих призвал магистра ордена, брат Алана Мартела, чтобы тот устроил переговоры о перемирии между ним и королем Франции. Король Англии в то время жил в Темпле, поскольку верительные грамоты были подписаны именно там, в присутствии архиепископа Кентерберийского, нескольких епископов и Хьюберта де Бурга, главного юстициария[214]. Через год тот же Ален Марсель был послан в Германию, где он организовывал брачный союз короля Генриха и дочери герцога Австрийского[215].

В этот период братья Хьюго де Стоктон и Ричард Рейнджер, рыцари обители Нового Темпла в Лондоне, стали хранителями королевской сокровищницы в Тауэре, Ричард также был назначен доверенным распорядителем денег, которые ежегодно платил король графу Фландрскому. Ему же Генрих III поручил крупную сумму денег, из которых было велено выплатить десять тысяч марок императору Константинополя[216].

Среди множества щедрых дарителей ордена Храма в этот период числится Филипп II, король Франции, который пожертвовал сто тысяч фунтов великому магистру тамплиеров[217].

Великого магистра Пьера де Монтегю сменил брат Арман де Перигор[218]. В годы его управления орденом, в 1236 году, Вильгельм де Монсеррат, прецептор ордена в Антиохии, «стремясь расширить христианские владения во славу Господа Иисуса Христа», взял в осаду крепость кафиров Дарбсак на границе Сирии и Киликии. Гарнизон крепости оказал мощное сопротивление, но тамплиеры не отступили перед превосходящей силой, в результате войско было окружено и разгромлено. Погибли сотни рыцарей Храма, триста арбалетчиков, множество пехотинцев. Балканфьером (знаменосцем) в той битве был английский рыцарь-тамплиер по имени Реджинальд д’Аржантон, отличившийся необычайную доблесть в той жестокой битве. Израненный, истекающий кровью, он упорно вздымал боевой Босеан в самой гуще битвы, пока не упал замертво на груду тел погибших товарищей. Де Монсеррат, прежде чем его убили, «отправил в ад шестнадцать неверных»[219].

Как только до английских тамплиеров дошла весть об этом поражении, они вместе с госпитальерами незамедлительно направили помощь своим братьям. «Тамплиеры и госпитальеры, – говорит Матвей Парижский, – с нетерпением ожидали возможности отомстить за кровь своих братьев, с беспримерной страстью пролитую за дело Христа. Госпитальеры поручили брату Теодору, своему приору, храбрейшему воину, возглавить отряд рыцарей и наемных солдат, посланный вместе с несметными сокровищами, в помощь Святой земле Подготовившись должным образом, они выдвинулись из обители госпитальеров Клеркенвелл в Лондоне и прошествовали через весь город с поднятыми вверх копьями, вооруженные щитами, под развевающимися знаменами. Они с большой торжественностью вступили на мост, и толпа собравшихся благословляла их. Братья же, с непокрытыми головами, кланялись людям и поручали себя их молитвам»[220].