Я ведь не схожу с ума? Что-то действительно случилось со мной в этом доме. Верно?

* * *

Я смотрю на него снизу вверх. На дом. Так же, как и во время моего первого визита сюда. Теперь, когда мой секрет принадлежит не только мне, он кажется иным. Его каменные стены больше не выглядят бисквитно-теплыми и гостеприимными; они почернели от враждебности и скрывали какие-то тайны о судьбах людей, даже семей, которые жили здесь раньше. Плющ из вьющегося растения превратился в ползучую тварь, которая, скользя и извиваясь, тянется вверх по стене, чтобы задушить жильцов дома. Клеймо каменщика с ключом внутри притягивает мой взгляд. Это единственная часть дома, которая осталась прежней. Это мой талисман на удачу. Полярная звезда, которая привела меня сюда.

Когда я открываю дверь, моя единственная цель — это добраться до своей комнаты как можно скорее, потому что я не хочу вступать с Джеком в еще одну перепалку о моем настоящем доме. Но опять же, что он может сделать? Я не нарушала никаких законов. Я бы хотела увидеть, как он попытается выгнать меня на улицу. Пусть кричит, хулиганит, угрожает. Я не уйду. Но как бы я ни пыталась разжечь в себе смелость, в моей душе уже есть семя страха, которое не перестает расти. Теперь я на виду, истинная цель моего пребывания в этом доме известна еще двум людям, и Джек разнюхал, что у меня есть свой дом.

Может быть, поэтому, вместо того чтобы идти прямо наверх, я направляюсь к черно-красному ковру в самом сердце дома. Я встаю на него и тотчас же чувствую, как по моим израненным ногам, а затем и по всему телу распространяется спокойствие. Приятное теплое ощущение заставляет меня забыть о проблемах. Я наполняю легкие свежим воздухом, вдыхая его носом и ртом. Я ощущаю, что вновь обрела равновесие, набралась душевных сил, перезагрузилась.

Наверху я закрываю дверь на замок и цепочку. Свет не включаю. Позволяю взгляду пройтись по комнате в поисках новых шуток и фокусов от Джека.

Все в порядке.

Я должна поесть, но не хочу. Подхожу к стене — к тому месту, где обои закрывают текст, — и прикладываю к ней ладонь. Вот что я хотела сделать, когда нашла послание: провести кончиком пальца по каждой букве, надеясь, что они поговорят со мной о прошлом. Я поворачиваюсь к другим стенам, почти готовая содрать все обои прямо сейчас. Раскрыть еще больше секретов. Но не решаюсь. Подожду Алекса. Мне очень страшно делать это одной. Откуда это чувство, я не знаю.

Я готовлюсь ко сну. Пропускаю мягкую ткань шарфа сквозь пальцы, прежде чем привязать ногу к кровати. Я слишком устала, чтобы танцевать, но мне все еще нужен музыкальный ритм, чтобы подготовить тело ко сну.

Ложусь. Вставляю наушники в уши. Нажимаю «play».

Песня Эми Уайнхаус «Tears Dry On Their Own» успокаивает меня.

Я закрываю глаза и предаюсь надеждам.

Когда я прихожу на следующий вечер с работы, дом погружен в тишину. Никаких звуков, указывающих на то, что здесь кто-то есть. Не ощущается никакой энергии, которая обычно выдает близость людей, даже когда ты их не видишь. Хорошо. Марта и Джек уже ушли. Я не могу сдержать удовлетворенную полуулыбку.

Я направляюсь в свою комнату, где пишу Алексу. Спустя 20 минут от него приходит сообщение: «У входной двери».

Бегом спускаюсь по лестнице и втаскиваю его внутрь. На лбу и в уголках глаз у него от волнения пролегли морщинки, а волосы так растрепаны, словно он ерошил их руками. Он не рад быть здесь. Меня гложет чувство вины. Но я безжалостно расправляюсь с ним. Мне нужно, чтобы Алекс помог мне выяснить правду.

Он одет официально: на нем черный костюм и галстук. Алекс замечает, что я оценивающе его разглядываю.

— Меня ждут на рабочей вечеринке, организованной очень важным клиентом. Я сказал, что опоздаю, но не могу опоздать надолго. Так что у меня мало времени.

Я не могу не подозревать, что он хочет сбежать от меня как можно скорее и что он делает все это исключительно из ложного чувства долга по отношению к бывшей девушке. Знаете, как сэр Уолтер Райли, который бросил свой плащ в грязь, чтобы королева Бесс могла ступить на него. Пока мы поднимаемся по лестнице, я вспоминаю, как у нас все перестало быть прекрасно и превратилось в катастрофу.

Это был один из тех вечеров субботы, когда метро извергало из себя людей, и на улицах Лондона их было так много, что я задумалась о том, как всем хватает места в этом потрясающем городе. Я была удивлена, что их так много, ведь было очень холодно. Мороз пробирал до костей. Алекс умудрился заполучить билеты на новый крутой мюзикл, обязательный к просмотру. Несмотря на то что выступление было зрелищным, я не хотела вставать во время громоподобных бурных аплодисментов. Я хотела незаметно оставаться на своем месте. Но Алекс и слышать об этом не желал: он поднял меня, обхватил за талию и притянул к своему жаркому телу. Его радость была настолько заразительной, что я не могла не улыбаться, забыв обо всем, и не хлопать в ладоши. После этого мы зашли в бар и выпили слишком много «маргарит». Покачиваясь от выпитого, мы доплелись до его дома. Я не могла поверить, что этот красавчик, который обожает шутки и не хочет копаться у меня в голове, который любит жить моментом, был моим. Только моим.

Как только мы зашли к нему в квартиру, то не стали тратить время зря, а сразу отправились в постель и занялись сексом. Когда мы занимались любовью в первый раз, за пару недель до этого, я удивила саму себя тем, что не нервничала и была честна с ним насчет следов у себя на теле. Ни в чем другом я не была с ним откровенна. И я не говорила, что это мой первый раз. Разве это имеет значение в наши дни? Слово «девственность» все еще используется?

Алекс, мой дорогой Алекс не сказал ни слова. Вместо этого он снял с меня одежду и — это до сих пор вызывает слезы у меня на глазах — поцеловал все шрамы, которые только смог найти. Быстро и ласково, будто оставляя после каждого поцелуя семя любви. Мы занимались любовью со страстью и нежностью. Потом я лежала, свернувшись, в его объятиях.

Я не использовала шарф в первую ночь, когда мы уснули вместе, молясь, чтобы он мне не понадобился. И это сработало. Впервые за долгое время я проснулась, чувствуя себя свежей, готовой к новому дню и, самое главное, все еще находясь в своей постели. Во второй и в третий раз все было так же. Конечно, я сглупила, мне следовало догадаться: моя жизнь никогда не была такой легкой.

В ту ночь сны вернулись. И они были страшными. Блестящие бритвенно-острые лезвия, превращающиеся в остроконечные иглы, меняющиеся формы, водоворот цветов и бег, бег, бег. Проснувшись, я согнулась пополам в постели, обливаясь потом, а надо мной нависало напуганное лицо Алекса.

— Ты в порядке? — глупый вопрос с его стороны, потому что было ясно, что нет.

Я могла бы солгать ему, и, оглядываясь назад, может быть, мне так и следовало сделать; но его реакция на мои шрамы рассеяла мои страхи, и я решила, что могу рассказать ему все остальное. Я поцеловала его, встала с кровати и пошла за сумкой. Потом вернулась, держа в руках моего единственного настоящего друга — мой шарф. Алекс сел. Выражение его лица говорило о крайней подозрительности, за что я не могла его упрекнуть.