Златка расправила складки форменного платья, провела ладонями по крутым бедрам и снова вздохнула.

– Как думаешь, если арн помрет, разрешат нам одёжу себе оставить или заберут?

Златка вздохнула.

– Вот, вроде, и страшный лорд Штефан, от одного взгляда мурашки бегут, а хозяином хорошим оказался. И одел, и денег дал, да и еды больше стало, видала, сколько Богдана всего на стол выставляет? Раньше одну похлебку ели, а теперь и разносолы всякие, и мясо когда-никогда перепадает. А если арн помрет, где работу искать?

Я не ответила, продолжая раздумывать над своим ночным видением. Паница учила, что к снам нужно относиться внимательно. Иногда среди них вещие попадаются. Может, и мой из таких?

– Какая-то ты сегодня странная, – задумчиво покосилась на меня соседка. – С тобой все нормально? – подозрительно спросила она.

Я только кивнула и принялась приводить себя в порядок. Толку что-то Златке объяснять, если сама не понимаю, что со мной происходит? Сон этот, стук, который меня преследует, камень, под руками оживший, зов, что в сердце тонкой серебряной змейкой вьется…

Умывшись, торопливо натянула платье, заплела косы и зашнуровала новые ботинки.

– Ох, до сих пор не верится, какие платья справные нам сшили! – не унималась Златка. – Обидно будет, если отберут.

Я только вздохнула. Одежда – последнее, о чем стоит переживать, уж я-то это знала.

– О, третий удар уже! – заслышав колокол, встрепенулась соседка. – Идем, а то опять Салта орать будет.

Златка прихватила платок и потянула меня вон из комнаты.

***

Штефан

Замок был похож на угрюмое воронье гнездо, обитателей которого согнали с насиженного места. Дворецкий, экономка, слуги – все они суетились, дрожали за свою шкуру, боялись и одновременно сгорали от любопытства. Штефан ловил на себе жадные, трусливые взгляды, и видел в них один общий вопрос: – «Как же ему удалось выжить? Неужто арнам и яды не страшны?».

Он усмехнулся. Если бы так и было… Нет, он всего лишь использовал сонный корень, чтобы всех в заблуждение ввести. Нужно было создать иллюзию мнимого отравления, понаблюдать за окружающими, чувства и мысли их узнать. И ведь купились. Поверили.

Хотя, разубеждать он никого не станет. Пусть знают, что хозяина не убить. Может, попыток меньше будет? Или же они станут изощреннее?

Кстати, насчет попыток. Что все-таки значит тот лоскут, что девчонка за картину спрятала? И что за символы на нем вышиты? Он таких никогда не видел. Оберег? Смертельное заклятие?

Он расправил белую ленту и разгладил ее рукой, вглядываясь в тонкую, едва заметную вышивку.

– Ваше сиятельство, а откуда это у вас? – вкрадчивый голос дознавателя Зданича заставил отвлечься от непонятных символов.

– А вы знаете, что это? – вопросом на вопрос ответил Штефан и поднял взгляд на Главу имперских ищеек.

– Вы позволите?

Зданич придвинулся ближе и протянул руку, и Штефан поймал себя на том, что не хочет отдавать ему вышивку девчонки. Свербело что-то внутри, не доверяло чужаку.

Преодолев внутреннее сопротивление, он придвинул кусочек ткани дознавателю.

– Интересно, – пробормотал тот, разглядывая искусные стежки. – Полагаю, это какой-то оберег, навроде тех, что на побережье делают. В наших местах такие редко встретишь. Кто вам его дал, милорд?

В глазах Зданича зажегся холодный огонек, который совсем не понравился Штефану. Вспомнилась хрупкая фигурка, взгляд доверчивый, что умеет в душу заглядывать, руки, в которых игла ловко мелькает… Нет, с девчонкой он сам разберется, негоже ее этим гиенам на растерзание отдавать.

– Бывшая зазноба подарила, – хмыкнул он, забирая из рук дознавателя ленту и небрежно засовывая ее в карман. – Сказала, на удачу.

– Что ж, удача лишней не бывает, – задумчиво произнес Зданич, буравя его колким взглядом.

Ох и не любил Штефан такие взгляды! Сразу вспоминались имперские прихвостни, что при штабе армии ошивались, рожи их мерзкие, вопросы двусмысленные, без которых ни один военный совет не обходился, носы длинные, любопытные, и доносы, что императору под покровом ночи передавались. Сколько вытерпеть пришлось, сколько сил потратить, чтобы людей своих защитить. Вместо того, чтобы о боевых сражениях думать, он бумажные вел, писал, доказывал, что измен в его армии нет.

Штефан прищурился, глядя на Зданича. Завелся дознаватель, почуял, что не все с оберегом гладко, взял след.

– Так что там с ядом? – спросил Штефан, желая отвлечь ищейку.

Его люди – это его забота. Сам разберется и с девчонкой, и с лоскутом, ее руками расшитым.

– А с ядом, Ваше сиятельство, не все так просто, – ответил Зданич и осторожно коснулся темного флакона, в котором остатки смертельного зелья плескались. – Зоран признался, что яд ему наместник Старкона дал, а лорд Стрен утверждает, что впервые эту склянку видит. И следов его на флаконе магический троум не выявил. По всему выходит, что предъявить наместнику можно разве что нападение на Ваше сиятельство, но и это под вопросом. Любой суд учтет, что вы были под воздействием яда, и вам вполне могло померещиться, что наместник хотел вас убить.

– А свидетели?

– Помилуйте, милорд, ну кто поверит слугам? – тонко улыбнулся Зданич, и Штефан в который раз пожалел, что приходится иметь дело с имперскими гиенами. У тех всегда все навыворот получается, и страдают от их произвола только слабые, а сильные да богатые откупаются, уходят от наказания и живут припеваючи.

– Значит, нападение на графа и бывшего командующего императорской армией останется безнаказанным?

В душе плеснулась горечь, и он позволил зверю выглянуть из глаз.

Дознаватель ощутимо поежился.

– Что вы, Ваше сиятельство, – тут же залебезил Зданич. – Виновные обязательно понесут наказание. Вот, Зоран, например. Он ведь сознался, так ему и отвечать.

Штефан задумчиво посмотрел на имперца. Что ж, значит, придется решать вопрос по–другому, без привлечения закона, так, как во время войны с врагами разбирался. Прав был Бранко – мирная жизнь ничем от привычной им не отличается, те же битвы, только оружие иное. Друг сразу предлагал не тянуть, а самим справиться, но ему захотелось посмотреть, как закон сработает. Что ж, посмотрел. И понял главное: ниточки все наверх ведут. Стрен – всего лишь пешка, исполнитель, а вот инициатор его смерти повыше сидит, и достать его сложно будет. Но он достанет. Найдет способ, уберет врага, надо только обдумать все и подготовиться.

От этой мысли на душе посветлело. Стоило принять очевидное решение, как все встало на свои места, и Штефан почувствовал, что снова управляет своей судьбой. Как ему ни хотелось остаться в стороне от дворцовых интриг, как ни надеялся скрыться от тени императора, только не выйдет уже. Нужно принимать бой. А воевать он любит. Наверное, это единственное, что он любит и умеет.