Копна продолжала говорить, а он смотрел на нее и представлял, как медленно сворачивает противной бабе шею. Ложь. Все – ложь. От первого до последнего слова. Ох и оставил дед наследство! Змеиный клубок, а не прислуга.

– К тому же, пришлая она, – заливалась домоправительница. – А от пришлых завсегда одни беды, ко всякому злу они приучены. Кормишь их, поишь, а вместо благодарности – злоба стылая. Вы вот, ежели сомнения развеять хотите, вызовите гадюку, да и спросите прямо, чего она в ваших покоях делала, – предложила Салта, и в ее взгляде мелькнуло что-то, отчего в душу закралось неприятное предчувствие. И лицо девчонки вспомнилось, ресницы длиннющие, синь, из-под них выглядывающая.

– Что ж, и спрошу, – кивнул он и дернул веревку звонка, вызывая камердинера.

– Ваше сиятельство? – возник на пороге худощавый, похожий на сучковатую жердь слуга.

– Найди Илинку и приведи ее сюда, – велел Штефан.

– Слушаюсь, милорд.

Слуга исчез, а мерзкая баба снова завела свою песню о том, какие все вокруг неблагодарные. Штефан слушал ее, но мыслями был далеко. Что-то свербело в душе, тревожило. И даже расследование больше не волновало. То, что домоправительница в покушении замешана, он уже не сомневался. Как и в том, кого она на роль «отравительницы» выбрала. Он не торопился ее обличать, ждал подходящего момента, но и сам не заметил, как все это отошло куда-то в сторону. Девчонка… С ней что-то не так. Слишком уж уверенно Салта себя ведет… Слишком… Рагж!

Он рывком поднялся с кресла, и в тот же миг дверь кабинета открылась и показался Данко.

– Простите, милорд, – испуганно проблеял слуга. – Но Илинку с утра никто не видел.

Проклятье! Вот что ему покоя не давало. Живой этим выродкам девчонка не нужна!

– Я же говорила, милорд! – торжествующе выпалила Салта. – Это она отраву подлила, потому и убёгла! Испугалась, что…

Договорить копна не успела. Штефан одним прыжком оказался рядом с домоправительницей, сжал ее толстую шею и рявкнул:

– Где она?

Копна захрипела, забилась в его руках, а Штефан сжимал их все сильнее, заставляя мерзкую бабу ответить.

– Говори, где девчонка? Что вы с ней сделали?

– М-милорд… – просипела Салта.

– Ну? – чуть ослабив хватку, спросил он.

– Я ни при чем! – клацая зубами от страха, проблеяла домоправительница. – Это все Лершик! Это он! Он меня надоумил!

– Где Илинка?

– Я скажу, все скажу, – захлебывалась и глотала слова Салта. – Меня заставили. Я не хотела! Я только проучить ее собиралась, а они…

– Да ты скажешь, наконец, куда девчонка делась? – не выдержал Штефан и крепко стиснул пухлое плечо домоправительницы.

– В подвале она. Владко ее запер, – зачастила Салта. – Ему Лершик велел! Он всем тут заправляет, рагж старый, крутит, как хочет, никто ему не указ! С бандитами дружбу водит, и начальник стражи с ним в доле, вместе свои делишки проворачивают. Я вам все расскажу, Ваше сиятельство, всю правду! – торопилась сдать подельников Салта, но Штефану было не до ее запоздалых откровений.

– Девчонка жива? – появившиеся когти вспороли обвислую кожу копны.

– Я не знаю! – взвизгнула Салта. Колени ее подогнулись и она стала заваливаться набок. – Ох, плохо мне… Помираю!

– Прекращай представление, – Штефан грубо дернул бабу за шиворот и заставил встать ровно. – Пошли, – толкнул он ее к двери. – Покажешь.

– Милорд, я не виновата, – семеня к выходу, причитала домоправительница. – Мне угрожали! Меня заставили…

– Заткнись! – не выдержал Штефан.

Он больше не мог слушать противный голос. Внутри все черной злобой наливалось, хотелось придушить мерзкое отродье.

– Да, милорд, как вам будет угодно, милорд, – всхлипывая и икая от страха, проныла копна.

Она выкатилась из комнаты, Штефан вышел следом и подозвал Валдера.

– Найди дана Кражича, пусть возьмет людей и идет в подземелья, – вполголоса велел он стражнику. – И Владко пусть найдет и с собой приведет.

– Слушаюсь, милорд, – кивнул Валдер и кинулся выполнять его поручение.

– А ты иди, давай, – Штефан подтолкнул домоправительницу к выходу. – Показывай, где девчонку закрыли.

Салта покачнулась и попыталась упасть в обморок, но Штефан был настроен решительно.

– Ты мне эти бабьи глупости брось, – резко сказал он и снова встряхнул домоправительницу за шиворот. – Пошла! – приказал он, и копна бодро потрусила к лестнице.

***

Илинка

Я открыла глаза. Голова пульсировала болью, по шее текло что-то холодное и липкое. Вокруг было темно и сыро, а воздух казался затхлым. Что за лиховщина? Рука нащупала в кармане сложенную записку, и тут ко мне вернулись воспоминания о Владко, о злобной усмешке, перекосившей его широкое лицо, об обмане, которым он меня из замка увел. И все встало на свои места. Выходит, бросили меня в подземелье, заперли. Непонятно только, зачем? Спрятать хотели? Или избавиться?

Я вытерла ладонью густую струйку, бегущую по виску, и поморщилась. Видать, хорошо о пол приложилась. До сих пор голова гудит и кружится, и мушки белые перед глазами плывут. А главное, поди узнай, сколько я без чувств провалялась? День сейчас или вечер? А может, ночь уже?

Я пошарила вокруг, пытаясь понять, где нахожусь, нащупала каменную кладку, осторожно села и прислонилась спиной к ледяной стене. Дышать стало легче. Ну, Владко! Вот, значит, кто у наместника в пособниках ходил! А ведь таким добреньким прикидывался, сроду бы на него не подумала. Как он меня бежать уговаривал! Выходит, уже тогда подставить хотел. Дознаватели разбираться не стали бы – раз из замка скрылась, значит, виновна. И тут меня словно ледяной водой окатило. А ведь все решат, что это я арна отравить пыталась, а как не вышло, так в бега подалась. От этой мысли стало так больно, что я ударила кулаком по неровному полу. Рагж! А ежели лорд Штефан тоже поверит?

Сердце дернулось и затарахтело так, что его грохот в ушах отдавался, дыхание зачастило, сбилось. И захотелось арна увидеть, объяснить, что ни при чем я, что зла ему не желала, что это Салта с Владко отравить его хотели! Мысль, что граф меня виновной сочтет, была слишком мучительной. Не смогу я с таким грузом на душе жить. Не выдержу.

Рывком разогнувшись, поднялась и оперлась о стену, пережидая головокружение. Нужно выбираться. Не собираюсь я тут сидеть и ждать, пока вражины решат, что со мной делать. Глаза потихоньку привыкли к темноте, и я медленно двинулась вперед. Шаг. Еще один. И еще… Казалось, дело пошло на лад, но тут ноги подогнулись, пол оказался слишком близко, прыгнул ко мне, подхватил обессиленное тело, и я сама не заметила, как растянулась на холодных камнях. По щекам покатились слезы – от боли, от обиды, от собственной беспомощности. Что ж я, совсем непутящая? Наверху, в замке, мое доброе имя с грязью мешают, а я тут разлеглась и встать не могу?