– Он уже жил здесь?

– Жил? – Доктор Флеминг взмахнул руками. – Как жалкий Робинзон Крузо с парочкой индейцев-телохранителей в том же самом номере в «Дезерт Инн». Не представляю, как ему удалось, но, похоже, Мэнсон и правда пересек Штаты в одиночку. Лас-Вегас на тот момент, естественно, был совершенно заброшен – никаких светящихся вывесок, лишь мрачные джунгли, тысячи змей, рептилий и малярийных болот, ночной кошмар из криков птиц. Самое счастливое время для Чарльза.

– И вы помогли ему возродить город?

– Помогли, Уэйн? Мы сделали все! Вообще-то большую часть времени я был один. Двое других членов экспедиции погибли из-за несчастных случаев: один утонул в цистерне с радиоактивной охлаждающей жидкостью на озере Мид, другой разбился во время проверки отремонтированного вертолета. В любом случае, после ссоры с Мэнсоном они собирались уйти. Остался один я – я был обязан Мэнсону. Поначалу вся операция по восстановлению Лас-Вегаса была для него забавой, но теперь забавляюсь я – со своими игрушками…

Над зданием в сторону аэропорта пролетел вооруженный вертолет.

– Я думал, это господин Мэнсон восстановил жизнь в городе.

– Чушь. Конечно, он по-своему гениальный человек. В Шпандау немного научился разбираться в компьютерах, но что до остального… – Доктор Флеминг пренебрежительно щелкнул пальцами. – Поэтому ему нужен ты, мой мальчик, и особенно твои друзья. Макнэр и еще профессор… как ее там?

– Анна Саммерс. Она ученый-ядерщик. Вы должны познакомиться с ними, доктор Флеминг, они будут рады вас увидеть.

– Нет! – Старик встревоженно отпрянул. – Я уже много лет ни в чем не участвовал. Я почти не выхожу отсюда, Уэйн, да и здоровье не очень… Чарльз решил, что мне лучше быть здесь, где есть все необходимое. Тут прекрасно оборудованная лаборатория, ребята готовят мне еду, и иногда я гуляю по лесу… Ученый-ядерщик, говоришь? Это пугает. – Флеминг взял в себя в руки. – Ну что, Уэйн, сейчас мы позаимствуем кресло Рузвельта, и я покажу тебе мастерскую старика-кукольника.

* * *

Целый час длилась экскурсия по лабораториям, устроенным в залах и офисах под трибунами. В них были и бесконечные ряды столов с токарными станками и станками для прецизионной сварки, оборудованными микроскопами, и огромный автоклав для изготовления печатных схем. Повсюду лежали механические конечности, вскрытые грудные клетки и головы без лица с внутренностями, как у гигантских часов. Из путаницы шестеренок и разноцветных проводков зловеще торчали глаза на пружинках.

Один из отделов лаборатории в дальней части зала напоминал студию безумного скульптора. Здесь лица и руки вырезались из листов пластика цвета кожи, а затем крепились поверх металлической основы. Вокруг стояли десятки знакомых фигур, целый пантеон знаменитых американцев покрывался пылью. Гекльберри Финн и Хамфри Богарт, Линдберг и Уолт Дисней, Джим Боуи и Джо Димаджо валялись на полу, как пьяные. Из горла Бинга Кросби, державшего в руке клюшку для гольфа, торчал синтезатор речи. Запястья Мохаммеда Али, одетого в боксерские шорты, были напичканы похожими на вены проводками зеленого и желтого цвета. Мэрилин Монро улыбалась им вслед, на полу лежала ее грудь, а туловище было вскрыто – внутри, на месте сердца, сияли шарниры и пневматические камеры. И наконец, президенты – на верстаках вперемешку были разложены их руки, ноги и лица, готовые собраться в одного кошмарного монстра из Белого дома.

– Впечатляет, Уэйн? – спросил доктор Флеминг, когда они остановились у груды забракованных Никсонов. – Столько президентов ты и не мечтал увидеть…

Однако замысловатые игрушки, похоже, наскучили старику. Его усталый взгляд был направлен в сторону открытых дверей вестибюля «Конвеншн-сентра», где все время мелькал свет – как оказалось, отражение громадных размеров люстры.

Преисполненный любопытства, Уэйн покатился на коляске к вестибюлю, который заливало проникающее сквозь деревья солнце. Доктор Флеминг с гордостью показал на сложную конструкцию из стекла и проводов, висевшую под потолком, в трех метрах от пола. Похожий на стрекозу изящный корпус самолета крепился к крыльям с помощью переплетенной стальной проволоки – такой тонкой, что капельки влаги виднелись на блестящей поверхности этой геометрически изящной структуры.

Доктор Флеминг внимательно смотрел на летательный аппарат. Впервые за все время он стоял спокойно, не дергаясь.

– Перед тобой, Уэйн, «Солнечный аэроплан». Он появился благодаря тебе – последние недели я наблюдал за твоими полетами, и это вдохновило меня на создание аппарата, приводимого в движение силой человека. Нет смысла утруждать ноги, необходимые лишь для управления, когда солнце готово сделать за нас всю работу…

Доктор Флеминг коснулся правого крыла и прозрачной панели, которая тут же завибрировала.

– Потрясающий материал, Уэйн, один из сотен новых видов стекла, разработанных в 1990-е, во время кризиса. Может нагреть дом даже в облачный день. Миллионы миниатюрных лазеров в паре миллиметров от внутренней поверхности создают невероятную мощь и повышают температуру воздуха. Как видишь, пришлось его закрепить… – Он подергал натяжной трос, тянущийся к полу. – По сути, аппарат сам создает поток теплого воздуха, и если наклонить крылья, как лопасти вертолета, они будут двигаться вперед или назад по восходящему волновому фронту, действуя по законам гелиодинамики, а не аэродинамики. Бесшумный и невероятно маневренный, работающий на энергии солнца и загадочный, точно снежинка…

Уэйн взглянул на сделанный из стекла аэроплан, переливающийся в ярких солнечных лучах. Аппарат слегка покачивался на едва заметных тросах. Между крыльями с размахом в десять метров расположился открытый фюзеляж с двумя сиденьями. Линии управления тянулись от штурвала вверх и исчезали в воздухе.

– Невероятно, доктор. – Уэйн подъехал ближе, и самолет задрожал, словно напуганный приближением раненого пилота. – Вы уже летали на нем?

– Конечно, нет, я для этого слишком стар. – Доктор Флеминг скромно развел руками, а потом лукаво посмотрел на Уэйна. – А вот ты мог бы попробовать, мог бы стать летчиком-испытателем. Да, Уэйн, ты будешь управлять «Солнечным аэропланом», а я стану твоим штурманом. – Не успел Уэйн возразить, как Флеминг с энтузиазмом продолжил: – Что меня поражает в этом материале, так это его абсолютная простота. Нужен лишь алмазный резец и катушка стальной проволоки – и делай по самолету в день. Команда из сорока-пятидесяти рабочих мигом создаст целую воздушную армию. – Доктор Флеминг хитро улыбнулся Уэйну. – Из сорока четырех, если быть точнее – именно таков мой замысел…

– Сорока четырех?

– Президентов! – радостно засмеялся Флеминг, воодушевленный своей идеей – его глаза мелькали, как пружинки из перекрученного механизма часов. – Дай мне пару дней, Уэйн, и я перепрограммирую набор их команд. Мне уже надоели Геттисбергские послания, морализаторство Вильсона и унылый Никсон. Надо занять их настоящим делом, и вскоре небо заполнят наши аэропланы, а мы отправимся жить на солнце, подальше отсюда…

Доктор Флеминг с улыбкой посмотрел на лучи, проникающие сквозь окна вестибюля и, словно лестницы света, манящие стеклянный аэроплан избавиться от пут. Уэйн приподнялся, держась за ручки кресла, чтобы проверить, серьезно ли ослабла больная нога. Если повезет, гипс выдержит давление, а в мастерской можно сделать костыль из стального прута и сбежать от этого безумца. Хотя Уэйн и восхищался Флемингом, потрескивание крыльев самолета его пугало. Он представил, как взлетает на этом самоубийственном аппарате в небо, и по телу прошла дрожь. Пора возвращаться к Мэнсону, к обязанностям вице-президента, подальше от аэропланов из стекла и фантазий о солнце.