– Я не знаю. Я думал, что у тебя есть какие-то догадки, –ответил Тад.

Она покачала головой и положила листы обратно на стол. Затемотдернула руку от бедра около края ночной сорочки, словно коснулась чего-тонеприятного. Тад не был уверен, что она полностью сознает сейчас свои поступки,но ничего не сказал ей насчет этих сомнений.

– Теперь ты понимаешь, почему я не стал обо всем этомраспространяться? – спросил он.

– Да... Я думаю, что понимаю.

– Что бы он мог сказать? Наш практичный шериф из самогомаленького графства штата Мэн, который черпает свои сведения из компьютеровармейских служб и свидетельских показаний? Наш шериф, который скорее поверит вверсию, что я мог бы скрывать своего брата-двойника, чем в то, что кто-то нашелспособ дублировать дактилоскопические отпечатки? Что он сказал бы, услышав обэтом?

– Я... я не знаю. – Она отчаянно боролась за возвращениесамообладания, за то, чтобы выплыть из захлестнувшей ее шоковой волны. Тад этоне раз наблюдал и раньше, и ее мужество всегда восхищало его. – Я не знаю, чтоон заявил бы насчет этого, Тад.

– И я тоже. Я думаю, что в худшем случае он предположил бынекоторое предвидение преступления. А более вероятно, он решил бы, что на самомделе я поднялся сюда в кабинет и написал эти слова уже после его ухода сегоднявечером.

– Но почему ты так думаешь? Почему?

– Я думаю, что первым предположением шерифа было бы моепомешательство, – сухо ответил Тад. – Я думаю, что у любого копа типа Пэнборнавсегда существует склонность объяснять любые происшествия, не поддающиеся егоразумению, просто ненормальными проявлениями человеческой психики. Но если тысчитаешь, что я здесь ошибаюсь, скажи прямо об этом. Мы можем позвонить в офисшерифа в Кастл Роке и передать все, что требуется по этому поводу.

Она покачала головой.

– Я не знаю. Я слышала – когда передавали какую-то беседу потелевидению, по-моему – насчет психических связей...

– Ты веришь в это?

– У меня не возникало необходимости обдумывать эту гипотезу,– ответила она. – Теперь я, видимо, верю. – Она поднялась к столу и снова взялалист с надписью. – Ты написал это одним из карандашей Джорджа Старка, – сказалаЛиз.

– Он оказался ближе всего к руке, я так полагаю, в этом всяи штука, – сказал он уверенным тоном. Он вдруг вспомнил о ручке «Скрипто», нобыстро выкинул это из головы. – И это не карандаши Джорджа. И никогда таковымине были. Они – мои. Я чертовски устал от мыслей о нем как об отдельномчеловеке. Теперь уже в этом нет никакой необходимости, если она когда-то исуществовала.

– Но все же именно сегодня ты применил одну из его фраз –«сочините мне алиби». Ты никогда сам не говорил ничего подобного, только вкнигах. Это тоже просто совпадение?

Он начал было объяснять ей, что, конечно, да, именно так, новдруг остановился. Возможно, он и прав, но в свете того, что он написал налисте рукописи, как он мог быть во всем столь уверен?

– Я не знаю.

– Ты был в трансе, Тад? Ты, наверное, был в трансе, когданаписал эти слова?

Медленно и неохотно он подтвердил:

– Да. Думаю, что так.

– Это все, что тогда случилось? Или еще что-нибудь?

– Я не могу вспомнить, – сказал он и добавил еще болеенеохотно. – Я думаю, что я, может быть, что-то сказал, но я, действительно, непомню.

Она долго смотрела на мужа и наконец произнесла:

– Идем спать.

– Ты думаешь, мы заснем, Лиз?

Она рассмеялась – безнадежно.

Но двадцатью минутами позже он уже почти погрузился в сон,когда голос Лиз вернул его в действительность.

– Тебе надо обратиться к доктору, – сказала она. – Впонедельник.

– Но у меня же нет на этот раз головных болей, –запротестовал он. – Только птичьи звуки. И эта идиотская фраза, которую янаписал. – Он подождал немного и продолжил с надеждой в голосе: – Ты недумаешь, что это могло быть просто совпадением?

– Я не знаю, что это, – ответила Лиз, – но мне ужеприходилось говорить тебе, Тад, совпадения очень мало стоят в моей жизни.

По какой-то причине это их очень развеселило, и они лежали впостели, зажимая рты, чтобы не смеяться слишком громко и не разбудить детей, иуспокаивая друг друга нежными словами. Между ними все было снова в полномпорядке, во всяком случае Тад чувствовал, что сейчас для него существует толькоодна эта самая важная вещь на свете, в чем он должен быть уверен до конца. Ивсе было в порядке. Буря прошла. Печальные старые воспоминания были сновапохоронены, по крайней мере, на нынешнее время.

– Я запишу тебя на прием, – сказала она, когда смех ушел отних.

– Нет, – возразил он. – Лучше я сам.

– А ты не позабудешь в творческом порыве об этой вещи?

– Нет. Я займусь этим в первую же очередь утром впонедельник. Честно.

– Ладно, тогда все в порядке. – Она вздохнула. – Это будетпросто чудо, если я засну.

Но пятью минутами позже она уже ровно дышала, а еще позже,далеко не через пять минут, уснул и Тад.

И снова увидел сон.

Он был почти прежним (или казался таковым), словнопродолжающим предыдущий, прямо от начала и до конца: Старк вел его черезброшенный дом, оставаясь все время позади и уверяя, что он ошибается, когда Тадпытался дрожащим и непослушным голосом утверждать, что это его собственный дом.«Ты абсолютно неправ», – сказал ему Старк из-за правого плеча (а, может быть,левого, но в этом ли дело?). «Хозяин этого дома, – втолковывал он Таду, –мертв. Хозяин этого дома находится в том единственном месте, где оканчиваютсявсе железнодорожные линии, в том месте, которое все, находящиеся под землей(где бы то ни было), называют Эндсвилл.» Все было тем же, что и в первом сне.До той сцены, когда они пришли к черному входу, где Лиз уже находилась не одна.К ней присоединился Фредерик Клоусон. Он был нагим, но в каком-то абсурдномкожаном пальто. И он был так же мертв, как и Лиз.

Из-за плеча Тада Старк произнес значительным голосом:

– Отправление под землю, вот что происходит с визгливымиболтунами. Их превращают в дурацкую начинку. Сейчас о нем позаботились. Я хочупозаботиться обо всех них, одним за другим. Но будь спокоен, я не будузаботиться о тебе. Воробьи летают.

А затем, снаружи дома, Тад услыхал их: не тысячи, амиллионы, а может быть, миллиарды, и день превратился в ночь, когда гигантскиетучи птиц закрыли солнце.