Настолько несовместимы, что практически одновременная активизация привела к столкновению полей и к нештатному выбросу энергии.

«Это не Бортников», – помолчав, сообщил Рудра, глядя на выбитое окно.

«Знаю. Но он все равно родственник…»

Правда, сейчас – исчезнувший. Или разбившийся. В любом случае, ниточка оборвалась. Причем оборвалась шумно, грохот был слышен на всю округу, а значит, скоро сюда явится полиция…

«Что мы должны делать?»

«Ищите тайник! – распорядился Кукловод, и големы послушно рассыпались по комнатам. – Но помните: у вас не более пяти минут!»

Подкрепление, конечно же, будет. Обязательно будет и довольно скоро: Зябликов сообщил по открытому каналу, что преступники блокированы операми, а значит, патрульные поторопятся.

Подкрепление будет скоро, но ждать его во дворе Колпаков не собирался.

Преступников необходимо действительно блокировать, а не только доложить об этом. А заодно нужно проследить за тем, чтобы перепуганные жители не вышли из квартир и не попали под огонь. А значит, нужно войти в подъезд…

Майору было страшно до икоты. Он помнил, во что превратили бандиты киоск и торговый центр, помнил слова Наскального: «Это зверь…», прекрасно понимал, что имеет дело с умными, смелыми, а главное – превосходно подготовленными преступниками, потел от страха…

Но в проклятый подъезд вошел.

Не имел права не войти, потому что до увольнения ему оставалось еще несколько дней.

«Подкрепление будет…»

Колпаков выставил перед собой «макаров», прошел через обе двери, оказавшись в прохладном холле, и вздрогнул, услышав на лестнице чьи-то голоса.

– Что происходит? – Дверь одной из квартир приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула пожилая, лет шестидесяти, женщина.

– Милиция, – громко произнес Рудра. – Немедленно вернитесь в квартиру.

Ни удостоверения, ни значка он предъявить не мог, даже формы на нем не было, однако старушка удовлетворилась грозным видом и взведенным «ТТ», и со знанием дела осведомилась:

– Притон накрыли? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Такой дом был раньше – загляденье, сплошь люди образованные и достойные, а сейчас не пойми кто квартиры покупает да не пойми что устраивает…

– Милиция, – подумав, повторил Рудра. – Вернитесь, пожалуйста, в квартиру.

Он уже понял, что выход из подъезда блокирован полицией, но отнесся к этому обстоятельству спокойно, поскольку имеющиеся в распоряжении группы артефакты позволяли покинуть дом магическим способом. Однако Кукловод требовал скрывать магические переходы от граждан, поэтому Рудра повторил:

– Пожалуйста…

– Слышу, слышу… – Старушка неодобрительно посмотрела на пистолет. – Не балуйте тут.

Дверь захлопнулась.

Но только Рудра собрался активизировать артефакт, как снизу загрохотали выстрелы.

Колпаков не собирался открывать огонь.

Не его это было дело, ни по должности, ни по складу характера. Не любил Колпаков стрелять, даже в тире, а уж настоящие перестрелки, когда в ответ могла прилететь пуля, терпеть не мог и, честно говоря, побаивался. За всю карьеру у майора было всего два подобных инцидента, и он ни за что не хотел поучаствовать в третьем, но…

Но когда он вздрогнул, лежащий на спусковом крючке палец дал необходимое давление, и подъезд окутал гулкий гром первого выстрела.

Не оставшегося одиноким, поскольку сверху Колпакова активно поддержали.

Послав одну пулю, несчастный майор получил в ответ по меньшей мере десяток, а то и больше, закричал, укрылся за надежной стеной, снова поднял пистолет, размышляя, стоит ли высовываться, и неожиданно понял, что в подъезде стало тихо. Порохом воняло, но ни выстрелов, ни шагов, ни чужого дыхания слышно не было.

Расстрелянный подъезд погрузился в настороженную тишину…

1956 год, Бердск.

Корабельные ревуны надрывались вторые сутки и потому из будущей зоны затопления, не выдержав этой психической атаки, ушли даже самые упрямые и отчаянные, а милиция выловила полусумасшедших, завершив тем самым большое переселение с будущего дна Обского моря.

Шлюзы строящейся ГЭС были перекрыты еще вчера, и Обь взбухала, как тесто в опаре. Свои пять копеек в дело вносили обложные дожди, поэтому никто не знал точно, сколько осталось до момента, когда начнется грандиозный потоп, который похоронит старый Бердск. Может быть, часы, а может, и минуты – гидрологи путались в прогнозах.

Яков Семенович Бортников, куратор стройки от Пятого управления КГБ, занял место в ложе почетных гостей, под армейским тентом на дамбе и, прихлебывая чай из термосной кружки, разглядывал приговоренный к «высшей мере» городок.

С высоты дамбы обреченное поселение выглядело игрушечным, этаким подробным макетом. Пустота улиц, изрытых колесами грузовиков, которые еще вчера вывозили из городка последние вещи, поддерживала иллюзию, а вот обилие хлама и разваленных построек наоборот – портило. Казалось, что по макету пробежался хулиган и разломал некоторые любовно отделанные строения.

Что ж, переселенцев можно было понять. Они увозили с собой не только пожитки, но и вообще все, что можно увезти. За государственный счет им строили дома на новых местах, но никто не давал ни гвоздя на обустройство дворов. А люди привыкли иметь сараи, «стайки», баньки. И в первую очередь надо было из чего-то сколотить постройку бесспорной важности – нужник. Вот и разбирали все, что разбиралось.

Эта хозяйственность населения слегка затушевывала мрачную картину готовящегося к смерти Бердска. Если бы море затопило городок в том виде, в котором он существовал пять лет назад, процедура выглядела бы варварством, а сейчас Бортников поймал себя на мысли, что присутствует на похоронах, а не казни, потому что от старого Бердска остались почти фронтовые руины, только без воронок и пожарищ.

Яков достал из кармана плаща старинные золотые часы, щелкнул крышкой, но взгляд на стрелках не задержал, продолжил смотреть на город, и со стороны могло показаться, что Бортников открыл часы просто по привычке, как некоторые крутят в пальцах карандаш или играют бензиновой зажигалкой.

Ну а почему в эти моменты никто и ни с чем к Якову не обращался? Так это простая вежливость и проявление уважения: задумался человек, зачем его тревожить?

А подумать Бортникову было о чем.

Лама…

Убежище бывшего Хранителя Чинтамани Яков разыскал еще в далеком двадцать шестом. Не с помощью магии, нет – тот успех стал результатом обыкновенной оперативной работы: сначала хваны «засветились» в Бердске, потом один из них зачастил в городишко, и Бортников, пользуясь своим положением, установил за ним наблюдение. Понял, что четырехрукого интересует церковь, проник в нее однажды, когда хван только уехал, и обнаружил в глубоком, втором подполе странный конус. Догадался, что именно в нем прячется от мира Церинг, но трогать не стал.