голове помутнело, а перед глазами пошли разноцветные круги, окрашивая добычу в самые яркие краски, усиливая восприятие и заставляя сдержаться от рыка, когда увидел, насколько просвечивает через материю её тело, стройные ноги и темные соски под белой тканью. Сама невинность во плоти. Когда я выйду, отсюда ты уже не будешь прежней, Ольга… и надеюсь, что и я тоже.

Дверь со скрипом затворилась, и мы остались одни. Она с ужасом смотрела на меня, понимая, что в этот раз я больше не скажу ей, чтоб не боялась или что ничего не случится. Случится. Она видит это в моих глазах, а я не намерен скрывать, что хочу ее.

– Убирайся, – прошипела девушка, а я сделал шаг к ней, глядя, как расширяются от страха бирюзовые глаза, как учащается дыхание и взрывается в воздухе адреналин.

– Ты теперь моя жена. На тебе клеймо нашего табора. Ты принадлежишь мне!

– Для меня это клеймо ничего не значит. Плевать я на него хотела, – вздернула подбородок, но ещё один шаг назад сделала. Лихорадочно оглядывается. Думает, как избежать того, что я намерен с ней сделать и понимает, что никак.

– Сними с себя эту тряпку. Я хочу видеть твое тело.

– Нет!

Сжала рубаху на груди двумя руками. Близка к истерике и отчаянию. Я мог бы разодрать на ней одежду и грязно оттрахать прямо на полу, ломая сопротивление, но я пока не хотел ее боли. Хотя, все может измениться в считанные секунды.

– Савелий!

Оглушительно громко, так что задрожали стекла. Услышал бы не только мой друг, но и охрана. Она вздрогнула, когда дверь приоткрылась.

– Отдай как ее там зовут – Мира? Отдай ее моим ротвейлерам. Живьем. Сейчас. Можете ее оттрахать перед этим. Так, чтоб мы все тут слышали, как она орет.

Глаза девушки расширились, и она стиснула челюсти.

– Да, сейчас найду ее.

– Не надо! – голос девушки дрогнул, а я усмехнулся уголком рта, зная, что Савелий ждет моих указаний. Моего окончательного слова.

– Выведи ее на улицу, раздень наголо и пусть ждет своей участи, пока я не отдам очередной приказ. Свободен.

Дверь снова закрылась, и на этот раз я повернул в замке ключ и сунул его в карман. Обернулся к жене и отчеканил каждый слог:

– Снимай! Я жду!

Она сдернула ночнушку через голову, тут же прикрыла грудь руками и скрестила ноги, тяжело дыша, смотрела на меня, сжимая шелковую материю дрожащими пальцами.

– Ублюдок, – прошипела очень тихо, но достаточно громко, чтобы я услышал.

– За каждое твое НЕТ ее будут бить камнямии. Как тебе такая цена? Одна жизнь измеряется в «нет» Ольги Алмазовой.

Я обошел вокруг нее, чувствуя, как раздирает пах от желания швырнуть ее на пол на четвереньки и войти тут же. Глубоко и мощно. Встал сзади, глядя на узкую спину, тонкую талию и крутые бедра.

Линия позвоночника такая трогательно нежная и ямочки ниже поясницы. Черт меня раздери, но даже они сводят с ума. Клеймо блестело от жира и кровоточило по краям. Где-то внутри сковырнуло как лезвием – ей больно. И тут же злорадный внутренний голос «и вполовину не так, как мне». А я хотел бы в полной мере, чтоб в легких хрипело от нехватки кислорода, когда душу раздирают на части.

Подошел к ней вплотную, проводя пальцами в миллиметре от кожи, и снова обошел её, встал напротив. Наклонился, втянул запах волос, чувствуя, как по телу девушки проходит дрожь отвращения. Провел по её груди пальцами в перчатке, дразня соски и глядя в ее глаза, горящие ненавистью, чувствуя, как возбужден до предела, до сумасшествия, готов опять кончить вхолостую, просто трогая ее грудь. Если возьму соски в рот, меня разорвет от наслаждения. Сука! Чертовая сука! Что ж она творит со мной?!

Сжал сильно грудь от ярости, и когда она охнула, в паху прострелило болью. Я буду брать ее долго. Мучительно долго для нас обоих. Пока мне не осточертеет.

Не шелохнулась, смотрит, как заворожённая, в глаза, и я понимаю, что это волк гипнотизирует ее, держит, заставляет оцепенеть.

Выдернул ремень из штанов и перекинул через балку под низким потолком, создавая петлю, захватил ее запястья, затягивая, заставляя выпрямиться и вытянуться вверх, стать почти на носочки. От ужаса она всхлипнула и зажмурилась, когда я наклонился над ней, дрожа от желания провести языком по ее губам.

– Ты даже не представляешь, КАК я хочу тебя, Оля, и что я с тобой сделаю сегодня.

– Зато я не хочу тебя и никогда не захочу, – огрызнулась она, и страх в ее зрачках снова сменила отчаянная ненависть.

– Ошибаешься…ты плохо знаешь свою плоть, Оля. Женское тело намного коварнее, чем ты думаешь. А если знать, КАК с ним обращаться оно может очень сильно удивить тебя. Но не меня…

– Никогда мое тело не пойдет против моего разума и души, а они желают тебе долгой и мучительной смерти, цыган.

– Муж. С этой минуты твой муж.

– Нет. Не муж, а грязный цыган.

Я накрыл ее рот ладонью, заставляя замолчать, а другой рукой провел по ее шее сдерживая стон изнеможения от прикосновений к ней даже в перчатках. Заскользил по груди вниз, обрисовывая ареолы сосков пальцами, дразня кончики, то сжимая, то слегка царапая, пока они не стали твердыми как камушки. Снова посмотрел ей в глаза – напряжена, дрожит и пытается дернуться каждый раз, когда я сжимаю сосок и покручиваю, перекатываю.

– Вот и первое предательство…им нравится то, что я с ними делаю. Они жаждут продолжения. Если бы я ласкал их языком, им бы понравилось еще больше. Облизывал их по кругу, прикусывая, трепеща на самых кончиках…Но это не самое главное предательство, девочка. Это его зарождение.

Легкий, едва уловимый запах возбуждения и такая же легкая волна триумфа внутри, у меня под кожей. Рябью зарождающейся животной похоти. Повел ладонью по ее животу, ниже, к паху с повязкой пропитанной мазью, и девушка сильно сжала ноги, до судороги, напрягаясь всем телом.

– Раздвинь ноги, Оля.

Мотнула головой, а я усмехнулся.

– Тшшш…будем считать, что я не слышал твоего «нет». Ты же не сказала его вслух. На улице маленькая Мира совершенно голая стоит в окружении голодных мужиков. Они не будут с ней так нежны, как я с тобой. Одно мое слово, и ее начнут рвать на части…

Слегка развела стройные ноги, а я коленом расставил их шире, продолжая смотреть ей в глаза.

– Когда ты последний раз кончала?

Пальцы гладили внутреннюю поверхность бедер, еще не касаясь плоти. Я ждал острого