Я задержалась взглядом на руках Сиги. До чего же красиво и уверенно он ведет машину, прямо зла не хватает! А может, он не настолько равнодушен, насколько хочет казаться? Ведь переться почти сто километров по бездорожью с человеком, к которому ты равнодушен, или тем более если он тебе неприятен, удовольствие ниже среднего.

За окном жарило солнце, убегали назад леса и деревеньки. То есть время уходит, а мы все едем и едем, не прикасаясь друг к другу.

«К черту правила приличий, – подумала я. – Не пропадать же добру, в конце концов!» Я пододвинулась ближе к Сиге и сделала то, что мне хотелось сейчас сделать больше всего. Дотронулась до его руки, ощутив подушечками пальцев гладкую кожу. Сига нервно дернулся, и я подумала, что он сейчас отдернет руку.

– Прости, я просто дура. Больше не буду к тебе приставать.

Сига посмотрел на меня с внимательным удивлением.

– Так это ты ко мне пристаешь?

– Ну, да. Но больше не буду.

Машина начала тормозить и плавно завернула к кемпингу на автозаправке. Я посмотрела на датчики, они все стояли на «норме».

– У нас бензина мало?

– Чувствуешь, как шашлык пахнет?

Шашлыком действительно пахло одуряюще вкусно.

У мангала с сизым, сочным дымком белели сложенные березовые полешки, особо рекомендуемые для углей шашлыка.

Открыв дверцу «Мерседеса» и соскочив на асфальт, я оглянулась, ориентируясь, куда лучше сесть поужинать.

Сига, достав свою сумку из машины, приобнял меня и повел к маленькой гостинице. Я, не задумываясь, дошла до дверей и растерянно наблюдала, как Сига, открыв передо мной дверь, зашел вслед в темный холл.

Он с ходу положил на стойку перед портье тысячу, буркнул на ходу: «Это за номер, а через час пусть принесут три, нет, четыре порции шашлыка» – и повел меня дальше по коридору, дергая ручки всех подряд дверей.

Найдя свободный номер, он, оставив меня на пороге, оценил состояние номера, заглянул в маленький душ, совмещенный с туалетом, и тут же вернулся. Я переминалась на пороге.

– Сига, ты чего, решил здесь на день остановиться? Но мне же в Москву…

Сига запер дверь за моей спиной и кинул на кровать сумку.

Я продолжала нудеть с уточнениями.

– Ты на сколько здесь собрался ос…

Стянув с себя футболку через голову, Сига обнял меня и, прижав к стене, начал целовать.

Уткнувшись губами в его плечо, я испытала настолько острое желание, что мне захотелось укусить его. Запах тела, поцелуи на шее.

Мои руки обхватили его за талию и начали раздевать дальше, расстегивая пуговицу на поясе.

Изыски поз и приспособлений в сексе – это всего лишь секс. Когда занимаешься любовью, то лучше классической позы, которую называют миссионерской, ничего нет. Ты чувствуешь тяжесть тела любимого, ты видишь его лицо, его реакцию на тебя.

Я не знаю, как это кончать не вместе. Может быть, у меня и было такое, но я этого не помню. И сейчас, услышав участившееся дыхание, увидев изменившийся взгляд, я перестала сдерживаться.

Я не ору, но кричу. Я не заставляю тело содрогаться, оно само сбрасывает напряжение последнего движения, мои ногти не раздирают кожу любимого, но пальцы пытаются запомнить его тело в такой важный момент.

В Тверь я попала только в три часа дня. Электричка была отменена, и пришлось брать билет на скорый поезд «Москва – Мурманск». И хотя до Москвы ехать было всего два часа, я ехала в другую жизнь. В родном городе я не была больше полугода.

Мы попрощались с Сигой на перроне, демонстрируя пассажирам поезда затяжной страстный поцелуй.

Перешагнув через порог вагона, я получила сильное впечатление от российского плацкартного вагона. Никогда раньше я в них не путешествовала, и, надеюсь, судьба обойдется со мной гуманно, не принуждая ездить и в дальнейшем.

Жаркий запах пота ста людей, мужских носков, застоявшейся еды и дешевых дезодорантов.

Мое место оказалось на верхней полке. Сидеть на ней было невозможно, расстояние до багажной полки всего сантиметров семьдесят, а свесить ноги на голову женщине внизу – себя не уважать. Я улеглась на жаркую клеенку и тихо, никому не мешая, начала сходить с ума от духоты.

По вагону стаями бегали дети. Кто босиком, кто в тапочках, кто в носках. Мужчины, утепленные собственным волосяным покровом, потели, пили пиво и опять пахуче потели. Грудной младенец у женщины подо мной капризничал. Женщина видела, что малышка красная от духоты, но боялась открыть окно.

Все вместе было похоже на ад коммунальной квартиры. Я выпросила у мрачного дядьки с полки напротив мятую газету и пыталась ее читать. Смертельно хотелось спать, и я клевала носом, вздрагивая каждые пять минут от пробежек орущей детской компании. Когда за окном проплыл Зеленоград, я поверила, что есть надежда, и я не сойду с ума до Москвы.

Давненько я не приезжала в Москву на поезде, тем более на Ленинградский вокзал.

Очень не понравилось. Толкотня. Слишком много палаток и торгующих дешевой снедью женщин. А уж народу! Час пик, седьмой час вечера.

Запах вокзала в самом отвратительном варианте, бомжовом, преследовал меня и в дворцовой роскоши рекреации метро «Комсомольская».

Сев в вагон метро, я больше всего боялась заснуть. На кольцевой линии, как говорят бывалые люди, можно ездить часами, и в голову никому не придет тебя разбудить. Глаза закрывались, не обращая внимания на грозные приказы мозга: «Не спать!»

Мою дрему прервал шум. С трудом открыв глаза, я наблюдала за оживленными пассажирами и главным объектом их внимания – профессиональным попрошайкой лет десяти.

На его вызывающе-просящий взгляд я отрицательно покачала головой, показывая, что денег не дам. В детстве мама при первом моем поползновении дать милостыню чумазой девочке в пригородной электричке зажала мою руку. На весь вагон она объясняла мне, что до тех пор, пока детям будут давать милостыню, родители этих самых побирающихся детей или кто там стоит над ними не отдадут их в школу, а будут заставлять попрошайничать.

И сами дети, с младых грязных ногтей приученные к тому, что деньги не нужно зарабатывать, их дадут «просто так», в будущем будут искать легкие пути заработка. Трудиться, в самом широком и положительном понимании этого слова, их уже не заставишь никогда.

Тирада возымела действие, старушка в середине вагона протянула нищенке не деньги, а булку, но девочка зло бросила ее на пол. Больше девочке никто денег в вагоне не давал. Я, пораженная яркой иллюстрацией маминых слов, запомнила урок на всю жизнь.

Но сегодняшний смуглый мальчишка был необычен. Он играл свой собственный спектакль, заранее настроенный на признание зрителей в виде монет. Он ожидал аплодисменты в виде купюр.