– Ко мне в бытовку, – сказала я и испугалась. Там же сейчас Сергей с Костей! – Только у меня там подруга сейчас неодетая, минут через десять.

Иван шел, не слушая меня, интуитивно вычислив мою бытовку.

Открыл дверь и вошел. Я за ним, боясь, что Костя и Сергей не поймут неожиданного визита. Бытовка была пустая, и я облегченно вздохнула.

Ивану хватило одного шага, чтобы оказаться у коробки с котятами. Не отпуская кошку, он поднял с пола коробку.

– Да-а. Не фирма.

Кошка заворочалась на руках мужчины, котята замяукали, увидев мамочку, и потянулись к ней, налезая друг на друга. Парень поставил коробку на кровать, Мусяка рванула с его рук, спрыгнув к котятам. Она сразу развалилась, чтобы котятам было удобнее обедать, и замурлыкала.

Парень оценил картину.

– Ладно, пусть живут. Я их забираю.

Прихватив коробку, мужчина пошел к дверям. Ничего себе! Вот так спереть мою кошку и спасибо не сказать.

– Послушайте… Кажется, вас Иваном зовут…

Мужчина стоял на пороге с коробкой в руках, на меня не смотрел и слушать не собирался. Я, сама не знаю почему, сделала шаг вперед и тоже взялась за коробку.

– Послушайте, Иван. Конечно, кошка не моя, и я вроде бы не имею права вам советовать, я просто видела вас на поминках. Но, понимаете, у вас тут в Городке после убийства Петечки началась какая-то тревожная суета. Я даже примерно не знаю, чем вы занимаетесь и какое отношение имеете к обувной фабрике. Но если есть возможность оставить кошку у меня, то лучше оставьте, ей здесь спокойнее будет.

Коробка в руках Ивана дернулась и затяжелела в моих руках.

– Ладно, держи. – Оборжаться про войну, но он чуть не плакал, глядя на мою Мусяку. – Дня три пусть побудет у тебя.

Пока я переставляла коробку обратно к кровати, Иван достал портмоне и кинул мне на стол три пятисотки.

– За еду расплачиваюсь. Если с ней что-нибудь случится… – Он сочувствующе вздохнул. – Убью… Не буду с ней, с моей девочкой, прощаться… тяжело.

В голосе Ивана послышались слезы. Я удивленно оглянулась, но мужчина уже прошел под окнами, сморкаясь в носовой платок. В это трудно поверить, но он ревел, расставаясь с кошкой.

До часу дня я была занята – принимала продукты для животных и сотрудников, проверяла накладные. И все время думала о том, как был холоден со мной Сига.

Вернувшийся из милиции Костя отругал меня за форсирование событий, за то, что влезла в следствие с личными эмоциями, но поговорить с Сигой согласился.

Сигизмунд приехал ровно в час. Мрачно выслушал Костю о том, что на фабрике есть подпольный цех, гонящий «левый» товар. Сообщение о предположительной невиновности Сергея оставило его равнодушным. Он без энтузиазма спросил, что ему теперь делать. Совет Кости – ничего, просто ждать, его вполне устроил.

Я стояла неподалеку от мужчин, делала вид, что составляю список продуктов и медикаментов на последующие дни.

Попрощавшись с Костей за руку, Сига направился к своей машине, и сердце мое от разочарования упало в бездну, расположенную за селезенкой. Но Сига остановился, обернулся.

– У тебя десять минут на сборы. Жду в своей машине.

Сумка была заранее собрана, на душ и переодевание ушло пятнадцать минут. Костя стоял рядом, грузил ценными указаниями.

– Главное, чтобы твой брат Андрей сразу же проанализировал формулы и технологию, переписанную Серегой. Для тебя лично лучшего всего остаться в Москве. – Старательно упаковав в боковой карман сумки подготовленные Сергеем бумаги, Костя, улыбаясь, почесал переносицу. – Но ты ведь вернешься?

– Вернусь, – я поцеловала Костю в щеку и вложила ему в руку ключи от бытовки. – Родителям пока не буду показываться, дождусь конца здешнего шоу.

Не слушая возражений, я подхватила сумку и побежала к машине Сиги.

Сигизмунд повернул ключ зажигания.

– Сначала нужно съездить в больницу, Генку, чудака на букву «м», проведать.

– Я с тобой, Сига. И не спорь.

Гена лежал на втором этаже в реанимации. Никто его палату не охранял – как позже выразился лечащий врач, охранять было нечего.

Войдя в ординаторскую, Сига сел перед завотделением и, представившись, попросил пояснить диагноз.

– Гену ранили ножом в основание черепа, повредив позвоночник и затронув мозг. – Завотделением говорил занудно и равнодушно. Геннадий ни как личность, ни как пациент его уже не интересовал. – Ваш знакомый Гена, Сигизмунд Степанович, стал растением, и пока вопрос выздоровления не обсуждается…

Я сидела в уголочке, рассматривала репродукции на стенах.

Сига врачу не поверил, сунул деньги и попросил разрешения задать пару вопросов. Врач не кочевряжился.

В реанимационной палате он спокойно наблюдал, как Сига, склонившись над пациентом, пытался узнать у Гены, кто ж его прирезал.

Гена на вопросы не реагировал. На мониторе медицинских приборов никакого скачка не произошло.

Чертыхнувшись, Сига оставил доктору свою визитку, кивнул мне и вместе с врачом вышел из палаты. Я, воспользовавшись минутой бесконтрольности, сделала шаг к кровати.

– Гена, а за что тебя хотели убить? За деньги, за диск с информацией или еще за что?

Резкий всплеск кривых на мониторе показал, что Гена меня услышал. И все. Больше никакой реакции, только ресницы дрогнули.

Я дотронулась до лба Гены пальцем. Кожа была холодная и липкая. Бр-р.

Из коридора донеслось: «Настя, ты где?!» – и я побежала догонять Сигу.

Никаких особых ощущений в том мире, где оказался Гена, он не испытывал. Нигде не щекотало, не свербело, не болело. Охранник Петечки Борис тоже особого беспокойства не доставлял. Пару раз зашел, постоял у кровати бестелесной тенью, что-то высматривая в лице, но не высмотрел.

Некоторый дискомфорт доставлял вопрос денег, но с каждой минутой увеличивалось равнодушие к земным проблемам.

Раздражающей вспышкой явилась Настя, и в памяти Гены встал злополучный вечер, когда он решил поехать после поминок в цирк, тесно встретиться с Настей и разобраться с мутным парнем, которого он все-таки вспомнил. Это был Сергей, выходивший в день убийства от Петечки.

Только странно – сейчас, на грани между мирами, Гена видел произошедшее не только своими глазами, но и мало ему знакомого Понта, и даже глазами и чувствами медведицы.

Гена вышел из кафе с намерением тут же поймать такси, но из скверика напротив раздались радостные мужские вопли: «Иди к нам, Генка! Давай на халяву тяпнем!»

Гена, разрешавший в своих палатках давать выпивку в долг, до зарплаты, пользовался любовью мощной прослойки выпивающего населения.